Нет предела совершенству!
Палата №6
Итак, лежат в психиатрическом отделении пациенты. В основном те, кто косит от армии. И происходят с ними разные приятные вещи! Характеры списаны с натуры, в трех новеллах сюжет взят из жизни, с изменениями, конечно, ведь ради красного словца….
Да, просьба товарищам врачам не принимать на свой счет! Ничего личного, как говорится!!
читать дальше
Итак, лежат в психиатрическом отделении пациенты. В основном те, кто косит от армии. И происходят с ними разные приятные вещи! Характеры списаны с натуры, в трех новеллах сюжет взят из жизни, с изменениями, конечно, ведь ради красного словца….
Да, просьба товарищам врачам не принимать на свой счет! Ничего личного, как говорится!!
читать дальше
1. Антон
Антон лежал, смешно сказать, где - в психиатрическом отделении гор. больницы! Получилось это, совершенно неожиданно, просто в один прекрасный момент его с гипертоническим кризом забрала «Скорая» прямо с рабочего места, как какого-нибудь маститого артиста. И теперь он спокойно отъедался и отсыпался впрок и надолго, наслаждаясь текущим моментом и не думая о ежедневных полуторачасовых путешествиях на любимую работу, находящуюся на другом конце города. Отдыхая от духоты чуланчика, выделенного ему под место дислокации как представителю рабочего класса в стране победившего пролетариата, и от общения с представителями интеллигенции в лице сукиного сына – начлаба Александра Сергеевича и прочих ведущих инженеров этого славного НИИ.
Все было хорошо, и перловая каша с тушенкой вполне себе пристойно питала молодой организм, и компания в больнице подобралась весьма интересная, хоть и специфическая, и персонал относился вполне терпимо, если, конечно, не качать права ( некоторые, например, даже состоят в интимных отношениях с медсестричками), да только дома осталась молодая жена Юлька, с которой Антон уже привык засыпать и просыпаться вместе. Она, конечно, приходила каждый день, навещая болезного мужа, и часы посещений супруги исправно проводили вместе, сидя на диванчике в фойе и благовоспитанно держась за руки, но к концу второй недели хорошее питание и здоровый сон оказали-таки на Антоново либидо свое провоцирующее воз действие.
Итак, Антон сидел как на иголках, ожидая появления молодой жены, и строил соблазнительные планы. Сегодня он просто обязан, так или иначе, выплеснуть скопившееся напряжение!
Дверь в палату распахнулась, и вошла Юлька. Она всегда передвигалась быстрым шагом, так, что казалось, что маленькие смерчики закручиваются вокруг каждой ее породистой длинной ноги.
-Привет!- она плюхнулась на кровать рядом с Антоном и потянулась к нему прохладными после улицы губами.
-Привет!- он сглотнул, не в силах оторвать взгляд от края короткой юбочки, открывавшей в положении «сидя» чуть больше, чем это дозволяется в приличном обществе. Бедра, обтянутые бежевыми тонкими чулками, прямо-таки сияли на фоне серого больничного одеяла, вызывая своим видом повышенное сердцебиение.
-Ну как ты? Сколько тебя еще собираются здесь мариновать? Тебя хоть лечат или все еще обследуют?
-Еще неделю,- Антон пожал плечами,- таблетки дают какие-то!
-Ну ладно, хоть отоспишься! Считай, это у тебя второй отпуск! Возьми, там мандарины в пакете…
-Давай-ка выйдем отсюда,- Антон взял супругу за плечи и осторожно, но настойчиво подтолкнул к двери. Юлька бросила из-под ресниц хитрющий взгляд. «Все же понимает, стервочка!»- восхитился Антон, непроизвольно прижимаясь бедром к маленькой заднице под шотландской юбочкой. – Ты что-то для меня запланировал? Что-то особенное?- мурлыкнула Юлька, обдавая ухо Антона теплым дыханием. – Увидишь,- заговорщицки подмигнул парень. На самом деле, ничего больше, чем от души в темном уголке полапать собственную жену, он не планировал, но вечер явно обещал быть щедрым на приятные сюрпризы, и отказываться от них Антон не собирался.
Близость теплого тела завораживала Юльку. Терпкий, чуть заметный запах ее мужа, запах кожи и пота, который ассоциировался и с чувством полной защищенности, и с жарким, плотным до боли объятием, наполнял ноздри и заставлял потерять остатки здравого смысла. Ощущение, похожее на опьянение от бокала шампанского, когда веселящие пузырьки поднимаются вверх по сосудам, гонят перед собой кровяные тельца, и кружится голова, и начинаешь жить этим коротким мгновением, достаточным для того, чтобы сказать «Да!»!
Антон все проклял, а более всего - людей, которых какая-то нечистая сила заставила сегодня тусоваться в больничных коридорах. Ни на лестничных площадках, ни под лестницей, нигде не было укромного уединенного места. Он слегка поколебался, думая уже предложить Юльке зайти в мужской туалет, но постеснялся, и в результате, ошалевшие от неудовлетворенного желания молодые люди толкнулись в какую-то неприметную дверь, скрывавшуюся под лестницей черного хода.
Было темно и тесно, и неожиданно уютно. Это была крошечная кладовка, комнатка полтора на полтора метра, от пола до потолка вмещавшая полки с какой-то больничной рухлядью. А на полу оставалось место только для пары жестяных ведер, в которые были воткнуты швабры устрашающего вида.
Антон захлопнул за собой дверь, и в наступившей темноте притиснул Юльку к себе. Загремели потревоженные ведра, Юлька издала испуганный возглас и зарылась лицом Антону в подмышку, дыша, как перепуганный воробей. Дрожащими пальцами он стянул с нее кофточку и забрался под лифчик, стискивая маленькие груди. Она покорно подчинялась, балансируя на одной ноге и придерживаясь руками за черенки швабр. Глаза немного привыкли к темноте. Антон расстегнул пластмассовую застежку и лифчик повис на полке с вафельными полотенцами. Он заворожено наблюдал, как небольшие Юлькины соски сморщиваются под его руками в жесткие коричневые ягодки, наклонился и лизнул правый сосок, и слегка прикусив, потянул. Руки, поощрительно погладившие его плечи, дали понять, что он на верном пути. Он продолжил игру, одновременно запустив руку под клетчатую юбочку. «Ненавижу колготки!»- стараясь не сильно нагибаться, лавируя между хозинвентарем, он сумел приспустить их вместе с трусиками до колен, не порвав. Юлька нетерпеливо выдохнула и непристойно вильнула задом. Ее глаза были полуприкрыты, вырывающееся изо рта рваное дыхание не оставляло сомнений в степени ее возбуждения. Она отвернулась лицом к стене и прогнулась в пояснице. Белеющая в полумраке кладовки круглая аппетитная попка притягивала взгляд. Антон запустил руку между ее бедер, пальцы сразу стали влажными. – Ну давай уже!- почти прохныкала Юлька,- быстрее!- Его член отчаянно рвался в бой, и Антон с облегчением выпустил его из-под резинки треников. Легкое сопротивление на входе только раздразнило его, и, проскользнув наконец внутрь, во влажную горячую тесноту, он задвигался, выбирая, как ему казалось, среднюю по интенсивности амплитуду. Юлька замерла, уперев руки в стенные полки, и тяжело дыша. Ее мелко трясло, в животе медленно раскрывался огненный цветок. Отпусти она руки, казалось ей, и любимый муж просто впечатает ее в стенку аккуратной лепешкой. Оргазм накатил темной волной, ударив по мозгам до огненных звездочек за веками закатившихся глаз. Чуть отдышавшись, они с неохотой расцепились и привели одежду в порядок. Осторожно, на цыпочках, они покинули кладовку, переглядываясь и прыская в кулак. По счастью, рядом с лестницей никого не было, и молодые люди спокойно вернулись в палату, никем не замеченные. – Не одевай завтра колготки, поняла?- на прощание потребовал Антон, улыбаясь краешками губ.
2. Михась
Михаил с самых юных лет слыл местным Казановой и знатоком загадочной женской души. Откуда повелось такое мнение, он и сам теперь не смог бы вспомнить, но он стремился оправдывать его на все сто процентов в любой ситуации. Должно быть, виноваты были ямочки, возникающие на щеках, когда он улыбался, или ощущение надежности и силы, исходившее от его крепкой приземистой фигуры, или готовность помочь всегда и во всем, начиная от откручивания крышки с банки прошлогоднего варенья до замены лопнувшей покрышки на трассе километрах в двадцати от города, куда надо было еще добраться. Неудивительно, что все столкнувшиеся с ним особы женского пола, от тринадцати и до семидесяти лет, бывали в него влюблены. Вот и здесь, в психиатрическом отделении, у него закрутилось с Мариной как-то само собой. Все произошло во время ее размолвки с мужем. Вовремя сказанные слова и проявленное понимание как обычно сыграли свою роль, и они оказались в койке, вернее, на узкой жесткой кушетке для процедур. То, что они там вытворяли, понравилось обоим, поэтому восстановление мира в семье Марины никак не сказалось на их отношениях.
Марина дежурила сегодня в ночь, и Михась, выскользнув из палаты, уже просиживал стул возле поста, ожидая, когда его пассия освободит для него законные полчаса. Время тянулось как резиновое, но вот наконец она подошла и легко взлохматила его волосы. Потянула за руку в сторону свободного кабинета. Они стали целоваться, не успев прикрыть дверь, жадно и глубоко.
-Погоди, я сейчас,- шепнула Марина и скрылась за ширмой.
Мишка присел, ожидая, на кушетку, потом видно поймав интересную мысль, при лег и закрыл глаза.
-На что жалуетесь, больной?- строго спросила Марина, присев рядом и положив прохладную ладонь на его лоб.
-Доктор, я умираю,- подхватил Михась, скорчив самое скорбное выражение на своей плутоватой физиономии, на которое был способен.
-Ну, рассказывайте, опишите свои симптомы!
-Доктор, у меня хронический стояк!- хриплым шепотом поведал Мишка, тараща глаза для вящей правдивости повествования. Марина прыснула в кулак, но тут же выпрямилась и продолжила строгим голосом:
-И что вы предпринимаете? Как вы боретесь с этой неизлечимой болезнью?
-Ой, доктор, и так борюсь, и вот этак! Но сильнее всего он проявляется, когда я думаю о вас, доктор!
-Ооо! Ну тогда придется мне самой принять меры, больной! Сейчас я буду вас лечить.
-А мне не будет больно?- продолжал ерничать Мишка.
-А не больно - не интересно!- наставительно сказала Марина и одним движением спустила Мишкины штаны вместе с трусами. Вышеозначенный симптом гордо светил темно- розовой атласной головкой на двенадцать часов.
-О да,- выдохнула Маришка и наклонилась к этому победному вымпелу. Ее язычок проворно облизал головку и начал скользить вниз по стволу, периодически возвращаясь к началу пути и исторгая у Мишки судорожные вздохи. Парень слегка приподнялся на кушетке, опираясь на локти, достаточно, чтобы видеть, как наклоняется над его пахом светловолосая головка в белой медицинской шапочке.
-Стой,- зашептал Мишка, покрывшись холодным потом и отстраняясь ,- Я чуть не кончил!!
-О!- задумчиво протянула Маринка,- Тогда мы поменяем метод лечения!
Она задрала халатик, и Мишка буквально почувствовал, как растекается мозг, теряя способность соображать - под халатиком ничего не было! Марина решительно оседлала Мишкины бедра, впуская его в себя, и заскользила вверх- вниз по стволу, запрокинув голову и прикрыв глаза. Лампа дневного света освещала ее напряженное лицо и полуоткрытый рот, сквозь белую ткань халатика маняще просвечивали розовые соски, и Мишка потянулся к ним руками. Маринка коротко застонала и изменила траекторию и интенсивность движений, как-то так удачно, что Мишка, содрогаясь, кончил, испытав чувство мгновенного и абсолютного счастья.
-Сукин сын,- беззлобно выругалась Маринка, сползая на пол, - я еле успела!
-Прости, но ты такая клевая!- виновато сказал Мишка.- Я не удержался!
Маринка явно подобрела от такого комплимента, и Михась не преминул этим воспользоваться.
-А помнишь, ты мне кое-что обещала?- хитро прищурился он.
-Че?- Она выгнула бровь, притворяясь непонимающей.
-Ну Марииин! – протянул Мишка,- Ну ты же наверняка помнишь!!
Она рассмеялась и сунула в Мишкину руку стеклянный пузырек граммов этак на 250.
-Держи, только водой разбавь! А закуска-то у вас есть?
-Найдем что-нибудь!
И Мишка, второпях чмокнув свою пассию куда-то в уголок губ, потопал к себе в палату. Его мысли уже были заняты предстоящим кутежом.
3. Вадим и Пашка
Пашка лежал в больнице не просто так - он подтверждал сложный медицинский диагноз, позволяющий ему, как и другим счастливчикам, получить «белый билет» и закосить от армии. Посему лежал он с удовольствием, спал, ел, и даже выучил несколько новых песен под гитару, благо ребята, живущие с ним в одном отделении, приехали из разных концов Советского Союза и могли поделиться чем-нибудь новеньким и доселе неизвестным.
Пашка был миловидный паренек, невысокого роста, веснушчатый и тонкий в кости. Он легко сходился с людьми самых разных типов, санитарки не гоняли его из палаты в священные часы мытья полов, поварихи, все, как одна, норовили накормить под завязку, а ребята его возраста почитали за честь быть у него в друзьях. Девушки у него, тем не менее, не было. Он не гнался за низменными плотскими наслаждениями, отдавая должное своей романтичной душе и мечтая не о смятых страстью простынях, а о прогулках при луне, красивых словах и нежных взглядах. Поэтому похождения похотливого кобеля Мишки, о котором все знали, что он ночью бегает к медсестре Маринке трахаться, заставляли его брезгливо морщиться, а редкие высказывания Антона о прелестях супружеской жизни, заключающиеся в постоянном наличии под боком особы женского пола, вызывали непонимание.
Вот и сегодня Мишка приперся среди ночи, довольный, как сытый кот, плюхнулся на кровать так, что застонали пружины, и сладко потянулся.
-Эй, народ! - громыхнул он сиплым полушепотом,- хорош подушку давить, я тут кое-что притаранил!
Народ с вялым интересом поотрывал помятые лики от подушек и воззрился на нарушителя спокойствия.
-Ну чего уставились? У кого хавчик есть? Давайте выкладывайте, мне Маришка спирту отжалела!
Тусклые лампочки дежурных ночников осветили накрытую для посиделок тумбочку. На газетке «Комсомольская правда» располагались : плавленый сырок «Волна», аккуратно порезанный на кремовые кусочки, стопочка ломтиков подсохшего белого хлеба, хозяйственно заныканных от ужина, три румяных яблока сорта «Джонатан» и верх роскоши - шесть залихватски-оранжевых мандаринок! Венчала все это великолепие бутылка из-под кефира, полная ректификата, разведенного пятьдесят на пятьдесят водой из-под крана.
Шестеро скорбных головой обитателей палаты дружно сдвинули граненые стаканы имени Веры Мухиной.
Пашка храбро опрокинул в себя обжигающую жидкость и пропихнул следом кусочек яблока. В голове приятно зашумело, и жизнь показалась совершенно необременительной штукой. Отвыкшая за время пребывания в оздоровительном учреждении от потребления алкоголя компания потихоньку развалилась по своим спальным местам, общий разговор плавно перетекал в монологи, также затухавшие по мере опорожнения пресловутой бутылки. Пашка сидел рядом с Вадиком и слушал его речи о любви вообще, делая вид, что совершенно трезв, и поэтому усиленно реагируя даже на те речевые пассажи, которые бы обыкновенно пропустил мимо ушей. В данный момент Вадик красочно распинался в том смысле, что тому, какого пола секс- партнер, придают слишком важное значение, а на самом-то деле не все ли равно, кто доставляет тебе удовольствие и как именно он это делает. Пашка согласно кивал головой, не особенно вникая в смысл сказанного. Вадик ему нравился. Несмотря на откровенно похабные разговорчики и проскальзывающий то и дело матерок, Вадик был чрезвычайно начитан, по любому вопросу имел собственное оригинальное мнение, как правило, не совпадающее с официальной точкой зрения, и очень широкий кругозор. Вдобавок своей ленивой грацией он был похож на опасного хищника семейства кошачьих. Даже вытянутые на коленках хлопчатобумажные треники сидели на бедренных косточках вызывающе, притягательно открывая смуглый живот с ямкой пупка и дорожкой золотистых волосков посередине.
Настоятельная потребность посетить туалет столкнула Пашку с кровати и понесла в коридор.
-Погоди, я с тобой!- Вадик поднялся тоже и обхватил парнишку за талию, помогая ему выровнять положение тела в окружающем пространстве.
-Спасибо, друг! - прочувствованно вякнул Пашка, послушно навалившись на Вадика. – А дальше я сам! Сам я!!
-Да ладно,- отмахнулся Вадик. Он значительно лучше владел собой, или закалка у него была, не в пример Пашкиной. – Пойдем уже, алкоголик!
Друзья, старательно рассчитав траекторию движения по коридору, достигли туалета и впихнулись в кабинку. Радуясь, что сумел достичь цели без потерь, Пашка приступил к собственно осуществлению этой цели, и, наверно, задремал в процессе. Ему было так удобно стоять, привалившись к надежному Вадимову животу, перехваченному Вадимовой же рукой поперек груди, что очнулся он только, когда почувствовал чужое вмешательство в интимный процесс . Умелая рука споро натягивала шкурку на его члене, уже поднявшем голову от такого обращения, между тем другая рука настойчиво наглаживала ягодицы, периодически толкаясь в щель между ними. Пашка издал невразумительный звук и уставился на приятеля, который упоенно выделывал с ним такие вещи. Заметив, что его раскрыли, Вадик удвоил усилия и добавил торопливые поцелуи в шею, в нежное местечко за ухом. Его пальцы уже беспрепятственно проскальзывали в сжатое кольцо ануса, растягивая и массируя вход. Пашка застыл, не в силах поверить, что с ним такое происходит наяву. Воспользовавшись этой вынужденной покорностью, Вадик нагнул его над унитазом и толкнулся в разом напрягшееся отверстие. Пашка протестующе замычал, но тут же был успешно зажат свободной ладонью. «Молчи, бл@дь! Если нас кто-то застукает!! Ты только представь! Мы не просто в жопу пьяные, но еще и е@ся тут! Представь, что будет!» Логика этих доводов не вызывала у атакованного гормонами Пашки ни тени сомнения, и сопротивление было подавлено в зародыше. Тем более, что Вадик, войдя на полную длину, стал чрезвычайно нежен. Он ласково уговаривал Пашку немножко потерпеть, обещал показать небо в алмазах и при этом что-то такое необыкновенно-приятное вытворял с Пашкиным членом, что, когда вышеупомянутое оргазменное небо действительно обрушилось на Пашкину голову, он даже как-то не особо удивился . Вадим последовал за ним через мгновение. Наскоро ликвидировав следы запретной страсти, помятые и протрезвевшие, парни доползли до палаты без приключений.
Антон лежал, смешно сказать, где - в психиатрическом отделении гор. больницы! Получилось это, совершенно неожиданно, просто в один прекрасный момент его с гипертоническим кризом забрала «Скорая» прямо с рабочего места, как какого-нибудь маститого артиста. И теперь он спокойно отъедался и отсыпался впрок и надолго, наслаждаясь текущим моментом и не думая о ежедневных полуторачасовых путешествиях на любимую работу, находящуюся на другом конце города. Отдыхая от духоты чуланчика, выделенного ему под место дислокации как представителю рабочего класса в стране победившего пролетариата, и от общения с представителями интеллигенции в лице сукиного сына – начлаба Александра Сергеевича и прочих ведущих инженеров этого славного НИИ.
Все было хорошо, и перловая каша с тушенкой вполне себе пристойно питала молодой организм, и компания в больнице подобралась весьма интересная, хоть и специфическая, и персонал относился вполне терпимо, если, конечно, не качать права ( некоторые, например, даже состоят в интимных отношениях с медсестричками), да только дома осталась молодая жена Юлька, с которой Антон уже привык засыпать и просыпаться вместе. Она, конечно, приходила каждый день, навещая болезного мужа, и часы посещений супруги исправно проводили вместе, сидя на диванчике в фойе и благовоспитанно держась за руки, но к концу второй недели хорошее питание и здоровый сон оказали-таки на Антоново либидо свое провоцирующее воз действие.
Итак, Антон сидел как на иголках, ожидая появления молодой жены, и строил соблазнительные планы. Сегодня он просто обязан, так или иначе, выплеснуть скопившееся напряжение!
Дверь в палату распахнулась, и вошла Юлька. Она всегда передвигалась быстрым шагом, так, что казалось, что маленькие смерчики закручиваются вокруг каждой ее породистой длинной ноги.
-Привет!- она плюхнулась на кровать рядом с Антоном и потянулась к нему прохладными после улицы губами.
-Привет!- он сглотнул, не в силах оторвать взгляд от края короткой юбочки, открывавшей в положении «сидя» чуть больше, чем это дозволяется в приличном обществе. Бедра, обтянутые бежевыми тонкими чулками, прямо-таки сияли на фоне серого больничного одеяла, вызывая своим видом повышенное сердцебиение.
-Ну как ты? Сколько тебя еще собираются здесь мариновать? Тебя хоть лечат или все еще обследуют?
-Еще неделю,- Антон пожал плечами,- таблетки дают какие-то!
-Ну ладно, хоть отоспишься! Считай, это у тебя второй отпуск! Возьми, там мандарины в пакете…
-Давай-ка выйдем отсюда,- Антон взял супругу за плечи и осторожно, но настойчиво подтолкнул к двери. Юлька бросила из-под ресниц хитрющий взгляд. «Все же понимает, стервочка!»- восхитился Антон, непроизвольно прижимаясь бедром к маленькой заднице под шотландской юбочкой. – Ты что-то для меня запланировал? Что-то особенное?- мурлыкнула Юлька, обдавая ухо Антона теплым дыханием. – Увидишь,- заговорщицки подмигнул парень. На самом деле, ничего больше, чем от души в темном уголке полапать собственную жену, он не планировал, но вечер явно обещал быть щедрым на приятные сюрпризы, и отказываться от них Антон не собирался.
Близость теплого тела завораживала Юльку. Терпкий, чуть заметный запах ее мужа, запах кожи и пота, который ассоциировался и с чувством полной защищенности, и с жарким, плотным до боли объятием, наполнял ноздри и заставлял потерять остатки здравого смысла. Ощущение, похожее на опьянение от бокала шампанского, когда веселящие пузырьки поднимаются вверх по сосудам, гонят перед собой кровяные тельца, и кружится голова, и начинаешь жить этим коротким мгновением, достаточным для того, чтобы сказать «Да!»!
Антон все проклял, а более всего - людей, которых какая-то нечистая сила заставила сегодня тусоваться в больничных коридорах. Ни на лестничных площадках, ни под лестницей, нигде не было укромного уединенного места. Он слегка поколебался, думая уже предложить Юльке зайти в мужской туалет, но постеснялся, и в результате, ошалевшие от неудовлетворенного желания молодые люди толкнулись в какую-то неприметную дверь, скрывавшуюся под лестницей черного хода.
Было темно и тесно, и неожиданно уютно. Это была крошечная кладовка, комнатка полтора на полтора метра, от пола до потолка вмещавшая полки с какой-то больничной рухлядью. А на полу оставалось место только для пары жестяных ведер, в которые были воткнуты швабры устрашающего вида.
Антон захлопнул за собой дверь, и в наступившей темноте притиснул Юльку к себе. Загремели потревоженные ведра, Юлька издала испуганный возглас и зарылась лицом Антону в подмышку, дыша, как перепуганный воробей. Дрожащими пальцами он стянул с нее кофточку и забрался под лифчик, стискивая маленькие груди. Она покорно подчинялась, балансируя на одной ноге и придерживаясь руками за черенки швабр. Глаза немного привыкли к темноте. Антон расстегнул пластмассовую застежку и лифчик повис на полке с вафельными полотенцами. Он заворожено наблюдал, как небольшие Юлькины соски сморщиваются под его руками в жесткие коричневые ягодки, наклонился и лизнул правый сосок, и слегка прикусив, потянул. Руки, поощрительно погладившие его плечи, дали понять, что он на верном пути. Он продолжил игру, одновременно запустив руку под клетчатую юбочку. «Ненавижу колготки!»- стараясь не сильно нагибаться, лавируя между хозинвентарем, он сумел приспустить их вместе с трусиками до колен, не порвав. Юлька нетерпеливо выдохнула и непристойно вильнула задом. Ее глаза были полуприкрыты, вырывающееся изо рта рваное дыхание не оставляло сомнений в степени ее возбуждения. Она отвернулась лицом к стене и прогнулась в пояснице. Белеющая в полумраке кладовки круглая аппетитная попка притягивала взгляд. Антон запустил руку между ее бедер, пальцы сразу стали влажными. – Ну давай уже!- почти прохныкала Юлька,- быстрее!- Его член отчаянно рвался в бой, и Антон с облегчением выпустил его из-под резинки треников. Легкое сопротивление на входе только раздразнило его, и, проскользнув наконец внутрь, во влажную горячую тесноту, он задвигался, выбирая, как ему казалось, среднюю по интенсивности амплитуду. Юлька замерла, уперев руки в стенные полки, и тяжело дыша. Ее мелко трясло, в животе медленно раскрывался огненный цветок. Отпусти она руки, казалось ей, и любимый муж просто впечатает ее в стенку аккуратной лепешкой. Оргазм накатил темной волной, ударив по мозгам до огненных звездочек за веками закатившихся глаз. Чуть отдышавшись, они с неохотой расцепились и привели одежду в порядок. Осторожно, на цыпочках, они покинули кладовку, переглядываясь и прыская в кулак. По счастью, рядом с лестницей никого не было, и молодые люди спокойно вернулись в палату, никем не замеченные. – Не одевай завтра колготки, поняла?- на прощание потребовал Антон, улыбаясь краешками губ.
2. Михась
Михаил с самых юных лет слыл местным Казановой и знатоком загадочной женской души. Откуда повелось такое мнение, он и сам теперь не смог бы вспомнить, но он стремился оправдывать его на все сто процентов в любой ситуации. Должно быть, виноваты были ямочки, возникающие на щеках, когда он улыбался, или ощущение надежности и силы, исходившее от его крепкой приземистой фигуры, или готовность помочь всегда и во всем, начиная от откручивания крышки с банки прошлогоднего варенья до замены лопнувшей покрышки на трассе километрах в двадцати от города, куда надо было еще добраться. Неудивительно, что все столкнувшиеся с ним особы женского пола, от тринадцати и до семидесяти лет, бывали в него влюблены. Вот и здесь, в психиатрическом отделении, у него закрутилось с Мариной как-то само собой. Все произошло во время ее размолвки с мужем. Вовремя сказанные слова и проявленное понимание как обычно сыграли свою роль, и они оказались в койке, вернее, на узкой жесткой кушетке для процедур. То, что они там вытворяли, понравилось обоим, поэтому восстановление мира в семье Марины никак не сказалось на их отношениях.
Марина дежурила сегодня в ночь, и Михась, выскользнув из палаты, уже просиживал стул возле поста, ожидая, когда его пассия освободит для него законные полчаса. Время тянулось как резиновое, но вот наконец она подошла и легко взлохматила его волосы. Потянула за руку в сторону свободного кабинета. Они стали целоваться, не успев прикрыть дверь, жадно и глубоко.
-Погоди, я сейчас,- шепнула Марина и скрылась за ширмой.
Мишка присел, ожидая, на кушетку, потом видно поймав интересную мысль, при лег и закрыл глаза.
-На что жалуетесь, больной?- строго спросила Марина, присев рядом и положив прохладную ладонь на его лоб.
-Доктор, я умираю,- подхватил Михась, скорчив самое скорбное выражение на своей плутоватой физиономии, на которое был способен.
-Ну, рассказывайте, опишите свои симптомы!
-Доктор, у меня хронический стояк!- хриплым шепотом поведал Мишка, тараща глаза для вящей правдивости повествования. Марина прыснула в кулак, но тут же выпрямилась и продолжила строгим голосом:
-И что вы предпринимаете? Как вы боретесь с этой неизлечимой болезнью?
-Ой, доктор, и так борюсь, и вот этак! Но сильнее всего он проявляется, когда я думаю о вас, доктор!
-Ооо! Ну тогда придется мне самой принять меры, больной! Сейчас я буду вас лечить.
-А мне не будет больно?- продолжал ерничать Мишка.
-А не больно - не интересно!- наставительно сказала Марина и одним движением спустила Мишкины штаны вместе с трусами. Вышеозначенный симптом гордо светил темно- розовой атласной головкой на двенадцать часов.
-О да,- выдохнула Маришка и наклонилась к этому победному вымпелу. Ее язычок проворно облизал головку и начал скользить вниз по стволу, периодически возвращаясь к началу пути и исторгая у Мишки судорожные вздохи. Парень слегка приподнялся на кушетке, опираясь на локти, достаточно, чтобы видеть, как наклоняется над его пахом светловолосая головка в белой медицинской шапочке.
-Стой,- зашептал Мишка, покрывшись холодным потом и отстраняясь ,- Я чуть не кончил!!
-О!- задумчиво протянула Маринка,- Тогда мы поменяем метод лечения!
Она задрала халатик, и Мишка буквально почувствовал, как растекается мозг, теряя способность соображать - под халатиком ничего не было! Марина решительно оседлала Мишкины бедра, впуская его в себя, и заскользила вверх- вниз по стволу, запрокинув голову и прикрыв глаза. Лампа дневного света освещала ее напряженное лицо и полуоткрытый рот, сквозь белую ткань халатика маняще просвечивали розовые соски, и Мишка потянулся к ним руками. Маринка коротко застонала и изменила траекторию и интенсивность движений, как-то так удачно, что Мишка, содрогаясь, кончил, испытав чувство мгновенного и абсолютного счастья.
-Сукин сын,- беззлобно выругалась Маринка, сползая на пол, - я еле успела!
-Прости, но ты такая клевая!- виновато сказал Мишка.- Я не удержался!
Маринка явно подобрела от такого комплимента, и Михась не преминул этим воспользоваться.
-А помнишь, ты мне кое-что обещала?- хитро прищурился он.
-Че?- Она выгнула бровь, притворяясь непонимающей.
-Ну Марииин! – протянул Мишка,- Ну ты же наверняка помнишь!!
Она рассмеялась и сунула в Мишкину руку стеклянный пузырек граммов этак на 250.
-Держи, только водой разбавь! А закуска-то у вас есть?
-Найдем что-нибудь!
И Мишка, второпях чмокнув свою пассию куда-то в уголок губ, потопал к себе в палату. Его мысли уже были заняты предстоящим кутежом.
3. Вадим и Пашка
Пашка лежал в больнице не просто так - он подтверждал сложный медицинский диагноз, позволяющий ему, как и другим счастливчикам, получить «белый билет» и закосить от армии. Посему лежал он с удовольствием, спал, ел, и даже выучил несколько новых песен под гитару, благо ребята, живущие с ним в одном отделении, приехали из разных концов Советского Союза и могли поделиться чем-нибудь новеньким и доселе неизвестным.
Пашка был миловидный паренек, невысокого роста, веснушчатый и тонкий в кости. Он легко сходился с людьми самых разных типов, санитарки не гоняли его из палаты в священные часы мытья полов, поварихи, все, как одна, норовили накормить под завязку, а ребята его возраста почитали за честь быть у него в друзьях. Девушки у него, тем не менее, не было. Он не гнался за низменными плотскими наслаждениями, отдавая должное своей романтичной душе и мечтая не о смятых страстью простынях, а о прогулках при луне, красивых словах и нежных взглядах. Поэтому похождения похотливого кобеля Мишки, о котором все знали, что он ночью бегает к медсестре Маринке трахаться, заставляли его брезгливо морщиться, а редкие высказывания Антона о прелестях супружеской жизни, заключающиеся в постоянном наличии под боком особы женского пола, вызывали непонимание.
Вот и сегодня Мишка приперся среди ночи, довольный, как сытый кот, плюхнулся на кровать так, что застонали пружины, и сладко потянулся.
-Эй, народ! - громыхнул он сиплым полушепотом,- хорош подушку давить, я тут кое-что притаранил!
Народ с вялым интересом поотрывал помятые лики от подушек и воззрился на нарушителя спокойствия.
-Ну чего уставились? У кого хавчик есть? Давайте выкладывайте, мне Маришка спирту отжалела!
Тусклые лампочки дежурных ночников осветили накрытую для посиделок тумбочку. На газетке «Комсомольская правда» располагались : плавленый сырок «Волна», аккуратно порезанный на кремовые кусочки, стопочка ломтиков подсохшего белого хлеба, хозяйственно заныканных от ужина, три румяных яблока сорта «Джонатан» и верх роскоши - шесть залихватски-оранжевых мандаринок! Венчала все это великолепие бутылка из-под кефира, полная ректификата, разведенного пятьдесят на пятьдесят водой из-под крана.
Шестеро скорбных головой обитателей палаты дружно сдвинули граненые стаканы имени Веры Мухиной.
Пашка храбро опрокинул в себя обжигающую жидкость и пропихнул следом кусочек яблока. В голове приятно зашумело, и жизнь показалась совершенно необременительной штукой. Отвыкшая за время пребывания в оздоровительном учреждении от потребления алкоголя компания потихоньку развалилась по своим спальным местам, общий разговор плавно перетекал в монологи, также затухавшие по мере опорожнения пресловутой бутылки. Пашка сидел рядом с Вадиком и слушал его речи о любви вообще, делая вид, что совершенно трезв, и поэтому усиленно реагируя даже на те речевые пассажи, которые бы обыкновенно пропустил мимо ушей. В данный момент Вадик красочно распинался в том смысле, что тому, какого пола секс- партнер, придают слишком важное значение, а на самом-то деле не все ли равно, кто доставляет тебе удовольствие и как именно он это делает. Пашка согласно кивал головой, не особенно вникая в смысл сказанного. Вадик ему нравился. Несмотря на откровенно похабные разговорчики и проскальзывающий то и дело матерок, Вадик был чрезвычайно начитан, по любому вопросу имел собственное оригинальное мнение, как правило, не совпадающее с официальной точкой зрения, и очень широкий кругозор. Вдобавок своей ленивой грацией он был похож на опасного хищника семейства кошачьих. Даже вытянутые на коленках хлопчатобумажные треники сидели на бедренных косточках вызывающе, притягательно открывая смуглый живот с ямкой пупка и дорожкой золотистых волосков посередине.
Настоятельная потребность посетить туалет столкнула Пашку с кровати и понесла в коридор.
-Погоди, я с тобой!- Вадик поднялся тоже и обхватил парнишку за талию, помогая ему выровнять положение тела в окружающем пространстве.
-Спасибо, друг! - прочувствованно вякнул Пашка, послушно навалившись на Вадика. – А дальше я сам! Сам я!!
-Да ладно,- отмахнулся Вадик. Он значительно лучше владел собой, или закалка у него была, не в пример Пашкиной. – Пойдем уже, алкоголик!
Друзья, старательно рассчитав траекторию движения по коридору, достигли туалета и впихнулись в кабинку. Радуясь, что сумел достичь цели без потерь, Пашка приступил к собственно осуществлению этой цели, и, наверно, задремал в процессе. Ему было так удобно стоять, привалившись к надежному Вадимову животу, перехваченному Вадимовой же рукой поперек груди, что очнулся он только, когда почувствовал чужое вмешательство в интимный процесс . Умелая рука споро натягивала шкурку на его члене, уже поднявшем голову от такого обращения, между тем другая рука настойчиво наглаживала ягодицы, периодически толкаясь в щель между ними. Пашка издал невразумительный звук и уставился на приятеля, который упоенно выделывал с ним такие вещи. Заметив, что его раскрыли, Вадик удвоил усилия и добавил торопливые поцелуи в шею, в нежное местечко за ухом. Его пальцы уже беспрепятственно проскальзывали в сжатое кольцо ануса, растягивая и массируя вход. Пашка застыл, не в силах поверить, что с ним такое происходит наяву. Воспользовавшись этой вынужденной покорностью, Вадик нагнул его над унитазом и толкнулся в разом напрягшееся отверстие. Пашка протестующе замычал, но тут же был успешно зажат свободной ладонью. «Молчи, бл@дь! Если нас кто-то застукает!! Ты только представь! Мы не просто в жопу пьяные, но еще и е@ся тут! Представь, что будет!» Логика этих доводов не вызывала у атакованного гормонами Пашки ни тени сомнения, и сопротивление было подавлено в зародыше. Тем более, что Вадик, войдя на полную длину, стал чрезвычайно нежен. Он ласково уговаривал Пашку немножко потерпеть, обещал показать небо в алмазах и при этом что-то такое необыкновенно-приятное вытворял с Пашкиным членом, что, когда вышеупомянутое оргазменное небо действительно обрушилось на Пашкину голову, он даже как-то не особо удивился . Вадим последовал за ним через мгновение. Наскоро ликвидировав следы запретной страсти, помятые и протрезвевшие, парни доползли до палаты без приключений.
4. Ромка
Ромка проснулся вместе со своими соседями по палате, разбуженный пронзительным голосом дежурной медсестры. По некому магическому правилу, утренний голос, ставящий на рога всю палату, всенепременно был пронзительным и крайне неприятным для слуха, какая бы особа женского пола его не издавала. Пройдясь между койками, дежурная наморщила нос, и, не в силах игнорировать мощный запах перегара, буквально заменивший воздух в палате, обругала опухших и взлохмаченных раздолбаев, пообещав напоследок донести главврачу на их некультурное поведение. Ромку, к тому же, ожидали в хирургии, где должны были подвергнуть дальнейшему исследованию его сколиозный позвоночник. Позвоночник, пострадавший от сидения за партой еще с первого «А» класса, должен был стать еще одним аргументом в неравной борьбе с Советской Армией за белый билет, освобождающий гражданина от почетной обязанности заматывать портянки и гладить воротнички дембелям. Так что Ромка, приведя себя в относительный порядок, потопал на встречу с хирургией. Идти пришлось в другой корпус, и встреченные по дороге медсестры, все как одна, напоминали о пьяной Мишкиной болтовне. Представляя в красках Мишкины эротические приключения на почве служения отечественной медицине, Ромка уже был в состоянии «Здравствуй, утренний стояк!», и цепляющие его взгляд чистенькие молоденькие девушки в белых коротких халатиках отнюдь не способствовали установлению равновесия в его измученном спермотоксикозом теле.
Вениамин Петрович пребывал в благодушии. Его сухое лицо было приветливо и спокойно, и это обстоятельство помогло Ромке снизить, наконец, сердечный ритм до приемлемой частоты. Повинуясь указаниям врача, парень стянул с плеч футболку и нагнулся, давая возможность отследить на своей спине хрупкий гребень позвоночных косточек. Пригнувшаяся голова стала наливаться болью, утреннее похмелье дало о себе знать навязчивым цикадным звоном в ушах. Прохладная рука прошлась вдоль позвоночника, легкими, ненавязчивыми движениями массируя каждую косточку, сделав акцент на ямочках возле крестца. Щекотка в позвоночнике отозвалась мгновенно в паху, натянув «семейки» по среднему шву. «Боже ж ты мой!»-мучительно подумал Ромка.- «Как не вовремя!»
-Приспустите штаны и сядьте на кушетку,- велел Вениамин Петрович, верно истолковавший значение покрасневших Ромкиных ушей. «Господижтыбожемой,- взмолился несчастный пациент,- что ж делать то?!!» Явственный бугор на Ромкиных темно-синих в мелкую крапинку «семейках», обнажившийся под спортивными штанами, недвусмысленно требовал к себе внимания, утверждая «Спалился!!». Ромка вобрал голову в плечи и на всякий случай закрыл глаза, чтобы не было так стыдно, и позорно пропустил момент, когда его второе «Я», гордо качнувшее лоснящейся головкой, выпустили-таки на свободу. «Надо же, какой славный,- шептал Вениамин Петрович, беззастенчиво шуруя своими тонкими хирургическими пальцами в Ромкиных чреслах,-Какой красивый!» Надо извинить Вениамина Петровича- член у Ромки, действительно, был красив- средних размеров, ровный по всей длине, с темно-розовой головкой, улыбающейся ровной щелочкой, безо всяких там уродливо выступающих жил. Природа, создав такой шедевральный орган, на самом Ромке решила отдохнуть, и поэтому парень получился весьма неказист с виду. Ромка заерзал на кушетке, страстно желая ускорить все эти манипуляции. С опаской приоткрыв один глаз, он увидел, как Вениамин Петрович опускается на колени между его ног и аккуратно берет в рот его член. Чувство реальности покрутило пальцем у виска и откочевало за растаманскую радугу, язык хирурга выписывал замысловатые кренделя на упругой головке, алчно зализывая узкое отверстие. Ромка хрипло застонал и кончил, выстрелив перламутровой жидкостью на лицо Вениамина Петровича. Похмелье внезапно закончилось, как по мановению волшебной палочки. В полной растерянности, сидя на кушетке со спущенными штанами, Ромка наблюдал, как доктор, умывшись, пишет что-то в карточку, время от времени поворачиваясь и окидывая его оценивающим взглядом.
-Так, парень, - проговорил он, усмехаясь и глядя Ромке в глаза,- одевайся, ты свободен.
И добавил в уже закрывающуюся дверь: -Но если что- заходи, буду рад!
Ромка проснулся вместе со своими соседями по палате, разбуженный пронзительным голосом дежурной медсестры. По некому магическому правилу, утренний голос, ставящий на рога всю палату, всенепременно был пронзительным и крайне неприятным для слуха, какая бы особа женского пола его не издавала. Пройдясь между койками, дежурная наморщила нос, и, не в силах игнорировать мощный запах перегара, буквально заменивший воздух в палате, обругала опухших и взлохмаченных раздолбаев, пообещав напоследок донести главврачу на их некультурное поведение. Ромку, к тому же, ожидали в хирургии, где должны были подвергнуть дальнейшему исследованию его сколиозный позвоночник. Позвоночник, пострадавший от сидения за партой еще с первого «А» класса, должен был стать еще одним аргументом в неравной борьбе с Советской Армией за белый билет, освобождающий гражданина от почетной обязанности заматывать портянки и гладить воротнички дембелям. Так что Ромка, приведя себя в относительный порядок, потопал на встречу с хирургией. Идти пришлось в другой корпус, и встреченные по дороге медсестры, все как одна, напоминали о пьяной Мишкиной болтовне. Представляя в красках Мишкины эротические приключения на почве служения отечественной медицине, Ромка уже был в состоянии «Здравствуй, утренний стояк!», и цепляющие его взгляд чистенькие молоденькие девушки в белых коротких халатиках отнюдь не способствовали установлению равновесия в его измученном спермотоксикозом теле.
Вениамин Петрович пребывал в благодушии. Его сухое лицо было приветливо и спокойно, и это обстоятельство помогло Ромке снизить, наконец, сердечный ритм до приемлемой частоты. Повинуясь указаниям врача, парень стянул с плеч футболку и нагнулся, давая возможность отследить на своей спине хрупкий гребень позвоночных косточек. Пригнувшаяся голова стала наливаться болью, утреннее похмелье дало о себе знать навязчивым цикадным звоном в ушах. Прохладная рука прошлась вдоль позвоночника, легкими, ненавязчивыми движениями массируя каждую косточку, сделав акцент на ямочках возле крестца. Щекотка в позвоночнике отозвалась мгновенно в паху, натянув «семейки» по среднему шву. «Боже ж ты мой!»-мучительно подумал Ромка.- «Как не вовремя!»
-Приспустите штаны и сядьте на кушетку,- велел Вениамин Петрович, верно истолковавший значение покрасневших Ромкиных ушей. «Господижтыбожемой,- взмолился несчастный пациент,- что ж делать то?!!» Явственный бугор на Ромкиных темно-синих в мелкую крапинку «семейках», обнажившийся под спортивными штанами, недвусмысленно требовал к себе внимания, утверждая «Спалился!!». Ромка вобрал голову в плечи и на всякий случай закрыл глаза, чтобы не было так стыдно, и позорно пропустил момент, когда его второе «Я», гордо качнувшее лоснящейся головкой, выпустили-таки на свободу. «Надо же, какой славный,- шептал Вениамин Петрович, беззастенчиво шуруя своими тонкими хирургическими пальцами в Ромкиных чреслах,-Какой красивый!» Надо извинить Вениамина Петровича- член у Ромки, действительно, был красив- средних размеров, ровный по всей длине, с темно-розовой головкой, улыбающейся ровной щелочкой, безо всяких там уродливо выступающих жил. Природа, создав такой шедевральный орган, на самом Ромке решила отдохнуть, и поэтому парень получился весьма неказист с виду. Ромка заерзал на кушетке, страстно желая ускорить все эти манипуляции. С опаской приоткрыв один глаз, он увидел, как Вениамин Петрович опускается на колени между его ног и аккуратно берет в рот его член. Чувство реальности покрутило пальцем у виска и откочевало за растаманскую радугу, язык хирурга выписывал замысловатые кренделя на упругой головке, алчно зализывая узкое отверстие. Ромка хрипло застонал и кончил, выстрелив перламутровой жидкостью на лицо Вениамина Петровича. Похмелье внезапно закончилось, как по мановению волшебной палочки. В полной растерянности, сидя на кушетке со спущенными штанами, Ромка наблюдал, как доктор, умывшись, пишет что-то в карточку, время от времени поворачиваясь и окидывая его оценивающим взглядом.
-Так, парень, - проговорил он, усмехаясь и глядя Ромке в глаза,- одевайся, ты свободен.
И добавил в уже закрывающуюся дверь: -Но если что- заходи, буду рад!