Я уже давно пускаю слюни на украшения из проволоки. Даже сходила на пару мастер-классов по этой теме. Но как-то все впустую. Но вот, получив в подарок от Алисы волчьи клыки, я не удержалась и сделала-таки вот такое украшение:

@темы: Очумелые ручки

---

Стихи. Прекрасные стихи!

11.06.2015 в 07:08

Пишет  Имэй:

И в тему к предыдущей записи)))

длиннющее стихотворение

Иногда хочется быть такой женщиной-женщиной,
Звенеть браслетами,
поправлять волосы,
а они, чтоб все равно падали,
благоухать Герленом,
теребить кольцо,
пищать «Какая прелесть!»,
мало есть в ресторане,
«мне только салат».
Не стесняться декольте,
Напротив, расстегивать
Совсем не случайно,
Верхнюю пуговочку.
Привыкнуть к дорогим чулкам,
И бюстхалтеры покупать
Только «Лежаби».
Иметь двух любовников,
Легко тянуть деньги,
«ты же знаешь – я не хожу пешком»,
«эта шубка бы мне подошла»…
Не любить ни одного из них.
«И потом в гробу
Вспоминать Ланского».
А иногда хочется быть интеллигентной дамой,
Сшить длинное черное платье,
Купить черную водолазку,
Про которую Татьяна Толстая сказала,
Что их носят те, кто
Внутренне свободен.
Если курить, то непременно с мундштуком,
И чтоб это не выглядело
Нелепо.
Иногда подходить к шкафу,
Снимать с полки словарь,
чтоб только УТОЧНИТЬ слово,
говорить в трубку: «Мне надо закончить статью,
сегодня звонил редактор»,
Рассуждать об умном на фуршетах,
А на груди, и в ушах чтоб
- старинное серебро
С розовыми кораллами
Или бирюзой.
Чтоб в дальнем кабинете
По коридору налево
сидел за компьютером муж-ученый,
Любовь с которым
Продолжалась бы вечно.
Чтоб все говорили
«Высокие отношения».
Чтоб положив книжку
на прикроватный столик,
перед тем, как выключить свет в спальне,
он замечал:
Дорогая, ты выглядишь бледной,
Сходи завтра к профессору
Мурмуленскому.
Непременно.
А иногда просто необходимо быть
Холодной расчетливой сукой.
И большой начальницей,
Чтоб все в офисе показывали пальцем
И так и говорили новеньким:
Она холодная расчетливая сука,
Пойдет по трупам.
Ну, зачем так грубо?
И зачем же сразу «по трупам»?
А вы, девушка уволены…
"Кажется я ясно ставила задачу",
Называть красивых секретарш
«дурочками»,
Прямо в глаза.
Не потому что дурочки,
а потому, что красивые.
Топ-менеджерскую зарплату
Тратить на элитную косметику,
И чтоб золотых карт миллион,
С сумасшедшими скидками…
Коллекционировать современное искусство,
Развешивать его
По голым стенам в кабинете
И в огромной пустой квартире,
Где на сушилке на кухне
Одна чашка, одна ложка
И две табуретки
у барной стойки.
Говорить мужчине:
Жалкий неудачник,
То есть нет – лууууууузер.
Утвержать, что мастурбация
- дело всенародное,
И спать с котом,
(«он же член семьи!»),
Которого кормит домработница.
А иногда хочется быть такой своей для всех
В доску.
С короткой стрижкой,
И красить волосы, губы и ногти оранжевым,
И ходить в больших зеленых ботинках,
С индийской сумкой-торбой,
С наушниками в ушах,
С веревочками на запястье,
Все время везде опаздывать,
Вопить в курилке:
«Я такую кофейню открыла!»,
«Вы пробовали холотропное дыхание? –
Отвал башки!»
И чтоб аж дым из ушей.
Захлебываться от впечатлений,
Не успевать спать,
Собираться на Гоа
В феврале.
Сидеть в офисе за "маком",
Вокруг чтоб все увешано
разноцветными стикерами
с напоминаниями: «придумать подарок Машке»,
«напомнить Витьке про ужин в среду»,
«купить новые лыжи».
На рабочем столе чтоб фотографии детей
В бассейне и в океане,
Портреты собаки – лабродор (почившей),
И бородатого мужчины в странной желтой шапочке.
Быть всю жизнь замужем
За одноклассником,
Который за двадцать лет, представьте
Так и не выкинул
Ни одного фортеля.
Ди еще и мирится со всеми этими
Друзьями, вечеринками, транжирством
И немытой посудой.
«Ты заедешь за мной в восемь?»
«Конечно, зая».
А иногда хочется побриться на лыску,
И повязать платочек,
Вымыться в бане хозяйственным мылом,
Но пахнуть какими-нибудь
Травками,
Полынью там, или мятой.
Научиться молиться,
Читать жития святых,
Соблюдать посты,
Назвать сына Серафимом,
Подставлять, хотя бы мысленно,
другую щеку,
«Ты этого хотел. Так. Аллилуйя.
Я руку, бьющую меня
- целую».
Излучать доброжелательность,
И чтоб ненатужно так
Сиять от унутренней хармонии.
Принести из церкви святую воду в баллоне,
Поставить ее в холодильник,
И когда муторно на душе
Умываться ею
И советовать мамашам,
Что если у ребенка температура,
Достаточно просто сбрызнуть,
И чтоб это действительно помогало.
А еще ужасно хочется пойти в официантки,
Купить накладные ресницы,
И полное
Собрание сочинений
Дарьи Донцовой.
Научиться ходить на каблуках
Флиртовать с посетителями,
Чтоб они больше
Оставляли на чай,
Говорить: а вот попробуйте еще «карпччо»,
Уж очень оно у нас замечательное.
Ходить в кино,
Копить на машину.
Бросить бармена,
Закрутить с поваром-итальянцем,
Висеть на доске почета,
Как работник, раскрутивший максимальное число лохов
На дорогое французское вино,
Которое, они сроду не отличат,
От крымского.
Пить сколько хочешь горячего шоколада
Из кофе-машины,
И уже разлюбить греческий салат.
А что мы имеем на деле?
Пока только
Черную водолазку.

Автор: Полина Санаева

---

Была в субботу в Коломенском, на фестивале. Понравилось очень! Там вообще красиво, и не худо бы просто сходить туда на прогулку, зайти во дворец, и в церковь… Но это успеется в течение лета. А теперь – про фестиваль.
Приехали мы к часу дня, но народу уже было не протолкнуться. Все козырные места, откуда видно «Марсово поле», были заняты. Люди карабкались на холмы, осаждали деревья и фонарные столбы. Так что самое главное – битву центурий – мы не видели. Слышали комментатора, который очень живо, интересно и оглушительно описывал то, что творилось на поле боя, видели отблеск солнца на доспехах и шлемах, летающие в воздухе копья и головы коней. Да-да, там даже конница была!
Надеюсь, что кто-нибудь заснял видео и великодушно выложит ролик в интернете.
Но первое, что мы увидели, была коробка размером 4Х4 метра, сколоченная из фанерных щитов. В коробке не было окон, но зеваки заглядывали внутрь через верх. Заглянули и мы. Это был лабиринт, по которому сновали две барышни, ловящие парня с обнаженным торсом и прикрученными ко лбу рогами. Парень изображал фавна, а может, минотавра. Правда, непонятно, почему он убегал. КМК, Минотавр сам должен ловить своих жертв?
Так или иначе, но игра была нечестной, потому что рогатый сам на ходу менял конструкцию лабиринта, открывая для себя проходы в стенах и тут же их захлопывая.
За «лабиринтом» три девушки в хитонах и сандалиях учили желающих танцевать Сертаки.
Вообще одежда – это отдельная песня. На каждом ролевике абсолютно аутентичные одеяния, (туники, покрывала, сандалии. Сандалии просто великолепны!) И все это натуральных цветов, ничего кричаще-кислотного.
Погружение в эпоху полное. Движешься в потоке современных людей, и то и дело навстречу или рядом проходят те люди. То матрона в светло-зеленой накидке, со сложной римской прической, то старый бородатый мудрец в потрепанной тунике, опирающийся на вырезанный из дерева посох, то римский крестьянин в соломенной шляпе, одетый в полотняную тунику. Крестьянин тащил за собой на веревке чисто вымытого белого козла.
Мы заглядывали в кельтскую деревню, куда нельзя было пройти. Люди там сидели у очага, налаживали музыкальные инструменты, беседовали, словно нас не было, и никто не пялился на них из-за стен поселка.
Раб с выбритой головой и в кованом ошейнике продавал разную кованую мелочь, причем цена была написана по-римски, буквами. Ксюша купила себе подвеску из дамасской стали с выбитой руной. На лотке лежали кованые ножи, фибулы, ошейники с надписью на латыни.
Мы подошли к огороженной площадке, на которой тренировались гладиаторы. Парни дурачились и веселили зрителей. Мы с удовольствием посмотрели бой трезубца против сетки, гладиуса против трезубца, двух мечей против одного.
Потом мы пошли дальше, к огромной сцене. Там разворачивалась драма о покорении Иудеи. Старик в зеленой хламиде что-то рассказывал. Потом иудейка пела. Потом пришел римлянин, и молодой иудей дрался с ним и был убит. А потом иудейка пела над его телом. На иврите или арамейском?
Мы видели палатки скифов, монголов, фригийцев. Монголы учили играть на варгане, и к ним было не протолкнуться.
В общем, впечатлений получилось уйма. Последнее – это русский старик-гусляр.
А еще я купила два перстня и оберег-Одолень, бронзовое литье.

@темы: Просто жизнь

---

Задумалась о воинах раннего средневековья. Проф. Кристофер Брук упоминает, что воин к 20 годам уже мог считаться ветераном. То есть, воевать уходили мальчишки 15-16 лет. Только представьте себе - вооружённый чувак, абсолютно невежественный, алчный, с бушующими гормонами, не знающий сострадания и притом жестокий, как все подростки. Ужас! А ведь на долю простых поселян наверняка выпадало не по одной войне в течение жизни! Живешь ты в своей деревне, а через нее то и дело захватчики снуют. Жгут, грабят, насилуют...

---

Ура! У меня в гостях Алиса! Мы с ней гуляем, повышаем культурный уровень и с наслаждением трындим о героях Креста. Но если есть желающие присоединиться к нашему трындежу, то милости прошу - все, кто в Москве, приходите в гости!

---

Не могу не перепостить эту прелесть!


Кота заводят, чтобы кот
Был маяком во тьме забот -
Ты, например, забыл ключи,
Сын в школе двойку получил,
Прогнило у авто нутро,
Украли кошелек в метро,
А на работе вновь аврал,
Начальник матом наорал
И из-за кризиса в стране
Зарплату сократил вдвойне.

И ты пришел домой, а там
Припал больной душой к котам!!!

Кот нужен, чтобы вдохновлял
И биополем исцелял,
Мурлыкал громко под рукой,
Грел бок, гнал мышь, дарил покой,
Чтоб ты, кота погладив раз,
Лучился счастьем целый час!

На деле кот в ночи орет,
И будит, прыгнув на живот.
Прощайте, шторы и диван,
И тапки, если кот поган!
А если кот ваш волосат
То волосато все подряд!
Чуть отвернись - с тарелки гад
Всосет селедку и салат,
И будет маяться потом
Всенепременно животом.
Дешевый корм - на почках крест,
А дорогой корм кот не ест,
А если ест, опять вопрос:
То золотуха, то понос,
То ожиренье, то тошнит,
То блекнет шерсть, то хмурый вид.
Порой, для пущей лепоты,
В коте заводятся глисты,
И из лотка, как штурмотряд
С надеждой на тебя глядят!
Иль гость погладит дорогой
Кота немытою рукой,
И даже если кот привит -
Привет, лишай и энтерит!
Привет, леченья маета
Во все отверстия кота!
А кот свиреп, когтист, зубаст,
И жизнь без боя не отдаст!

Когда приходит Новый Год
Кот валит ель и дождик жрет
И в лучшем случае потом
Им развевает под хвостом,
А если вам не повезет
Совсем испортит Новый Год!
(Ведь мало у кого мечта -
Долбить могилу для кота).

Все нитки, иглы и шнурки
Закрыты крепко на замки,
Но, как ни прячь их, все равно,
Коту найти их суждено!
На раскаленную плиту
Никак нельзя не влезть коту,
А то и прыгнуть прямо в суп,
О стул с разбегу выбить зуб,
С буфета рухнув, поломать
Конечность или вашу мать!

Короче. Если кот ваш вдруг
Здоров сегодня и упруг,
Не бил хрусталь, не драл пальто,
Посрал чем надо и в лоток,
Все остальное - суета!
Погладь кота.
ПОГЛАДЬ КОТА!!!

---

У нас на крымском участке теперь живут питомцы. Мы купили трех павлинов. Они еще маленькие, годовалые, бесхвостые. Но один - альфач- уже выделился! Он то и дело поднимает свой недохвост, топорщит его и бьет крылом! Он первый идет к кормушке и рвется исследовать новые земли. Вчера мы сняли его с трехметрового забора, куда он попал, подпрыгнув с бочки. Как же он красиво оттуда летел вниз!(одно-то крыло у него подрезано).
Вот фотки

@темы: Крым

---

А кто вы в царстве кошачьих?

---

Доделала колье с шибори-лентой. С утра прижгла концы ниток и принесла на работу - хвастаться.

@темы: Очумелые ручки

---

лиса!!!

14.04.2015 в 13:47

Пишет  Nilena:

13.04.2015 в 13:18

Пишет  Чарльз Бровьер:

+3

видео

---

А что мне подарили на день рожденья....

04.04.2015 в 10:38

Пишет  алиса777:

Дорогая Рыжая, поздравляю тебя с Днём Рождения!)) Я уже желала в открытке много всякого хорошего и разного, поэтому просто добавлю, что хочу, чтобы всё хорошее не только произошло в твоей жизни, но и постоянно множилось! А ещё я дарю этот перевод, надеюсь, он тебе понравится) Ведь в нём есть признание в любви! Правда, чтобы один герой всё-таки произнёс его, второму пришлось изрядно потрудиться)

С Днём Рождения!



Название: Пришли мне розы (Send me some roses)
Автор: clueless psycho
Оригинал: здесь
Фэндом: Weiss kreuz
Переводчик:  алиса777
Рейтинг: NC-17
Пейринг, персонажи: Кроуфорд/Ран
Размер: мини
Статус: закончен
Разрешение: получено
Жанр: PWP

Пришли мне розы

Колокольчик на входной двери звякнул, и Ая поднял глаза от бухгалтерской книги, с которой он работал за кассовым столом.
Затем нахмурился, увидев стоящего в дверях Кроуфорда.
- Шварц! - вырвалось у Оми, прежде чем Фудзимия успел открыть рот. Цукиёно уже метнулся у злейшему врагу Вайсс, но Ая остановил его, бросив единственное, очень холодное: "Оми!"
Разозлённый Цукиёно сжал зубы, оракул же ухмыльнулся, опасно блеснув очками.
- Не беспокойся, Бомбеец, я здесь только для того, чтобы купить цветы, - поправив очки, сказал Кроуфорд. - Говорят, что в этом магазине лучший выбор роз во всём центре.
Оми нахмурился, не поверив ни единому слову оракула. Впрочем, свирепые взгляды и сжатые зубы Цукиёно не произвели на Кроуфорда никакого впечатления. Оракул начал обходить цветочные букеты и горшки с растениями.
- Да, это так, - сурово ответил Фудзимия, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце. Он отложил карандаш и вышел из-за кассы. - Оми, я обо всём позабочусь. Можешь идти.
- Нет, я останусь и пронаблюдаю, - воспротивился Цукиёно.
- Тогда помоги ему, - отрезал Ая.
Сохраняя на лице недовольное выражение, Оми выступил вперёд:
- Какой сорт роз желаете? - спросил он у Кроуфорда.
- Белые, - откликнулся оракул. - Я хочу с длинными стеблями.
Цукиёно открыл холодильник и вытащил оттуда ведро с самыми разными розами. Кроуфорд улыбнулся.
- Сколько вам? - спросил Оми.
- Ну-ну, Оми, - скрестив руки на груди, заметил оракул, - тебе бы книгу купить, об искусстве продаж. Если будешь так грубить клиентам, то и недели не протянешь. Я уверен.
- Как-то не ждёшь врага у себя в клиентах, - нетерпеливо бросил Цукиёно.
Оракул пожал плечами и начал сам выбирать цветы. Он аккуратно вытащил из ведра дюжину белых роз. Фудзимия старался на это не смотреть, вновь сосредоточившись на бухгалтерской книге.
- Не могли бы вы обернуть их мягкой бумагой. Пожалуйста, - обратился Кроуфорд к Ае, положив перед ним на стол розы. - Сделайте букет. У вас есть фиолетовая бумага?
Фудзимия только кивнул. Оракул взял Аин карандаш, а из маленькой коробочки, стоящей на столе, достал листок бумаги:
- Можете доставить цветы по этому адресу?
- Да. Нужна поздравительная карточка? С Днём Рождения, с новорождённым, со свадьбой?
- Признание в любви.
Усилием воли Ая сохранил на лице строгое и серьёзное выражение.
- Тайная любовь, да, Кроуфорд? - издевательским тоном поинтересовался Оми, впрочем, не веривший ни единому слову, исходившему из уст оракула.
Кроуфорд вперил взгляд в Фудзимию, заставив того почувствовать себя неуютно:
- Именно.
Опустив глаза, Ая вытащил из ящика маленькую карточку со словами "Я люблю тебя". Ему всегда казалось, что такие карточки довольно вульгарны, но расходились они исправно.
Оракул подписал карточку и вернул её Фудзимии. Затем Кроуфорд вытащил из внутреннего кармана пиджака бумажник, а Ая отбил ему чек.
- Спасибочтозашли, - сказал Фудзимия, передавая оракулу покупку.
Кроуфорд лишь кивнул. Когда он, направляясь к выходу, прошёл мимо Оми, то Цукиёно не выдержал:
- Если это какая-то ловушка, то я сделаю всё, чтобы ты не дожил до завтра.
Оракул остановился и, наклонившись, прошептал Оми на ухо:
- Завтра ты получишь от одной из своих поклонниц коробку шоколадных конфет. Ну, знаешь, таких, с клубничной начинкой, ты ведь их очень любишь? Так вот, ты получишь коробку, большую коробку. Ты что, не рад? Надо быть добрее к тому, кто видит будущее.
И, улыбаясь, Кроуфорд покинул магазин, оставив позади помрачневшего Цукиёно.
Лишь только Оракул вышел, Ая позволил себе вздохнуть с облегчением. О чём он только вообще думал, устроив в "Конэко" явление Христа народу? Если бы он просто хотел купить розы, то мог бы пойти в более престижный магазин. Фудзимия был уверен, что уж там-то выбор цветов получше. А может, Кроуфорд пришёл сюда, чтобы увидеться с ним? Может, он хотел что-то сказать, но не смог этого сделать из-за Оми? Но он должен был знать, что Оми тоже здесь...
Причём тут вообще белые розы?
Он обязательно спросит, когда увидит оракула.
- Я их сам доставлю, - объявил Ая, заворачивая цветы в мягкую - фиолетового цвета, как особо просил Кроуфорд - бумагу. - Кэн скоро будет здесь. Справишься с магазином один, пока его нет?
- Конечно, - кивнул Цукиёно.
- Хорошо, - Фудзимия обвязал букет золотой лентой.
Для того, чтобы доставить цветы, Ая взял свой "Порше". И всю дорогу он не мог удержаться от того, чтобы поминутно не бросать взгляды на лежащий на пассажирском сидении букет. Цветы словно раскалились добела, они словно хотели сообщить Фудзимии что-то. У Кроуфорда и правда есть тайная любовь? Тогда почему он хотел, чтобы цветы доставили именно Вайсс, как будто оракул желал, чтобы они узнали о его тайной страсти? Кто это? Кроуфорд не написал на карточке имя, только адрес. Она знаменитость? Или это он? Почему у оракула такая потребность выразить свою любовь в то время, как... Ая потряс головой, избавляясь от навязчивых мыслей. Его не касается, если Кроуфорд вдруг вздумал влюбиться.
Но всё же... Фудзимия вздохнул.
По указанному адресу оказался шикарный многоквартирный дом в Синдзюку. Ая доехал до двенадцатого этажа в лифте вместе с женщиной, которая всё время ему улыбалась. Может быть, она любила розы. Может быть, ей показалось странным видеть молодого человека с таким букетом. Может быть, ему следовало объяснить ей, что он работал в цветочном магазине.
Квартира располагалась в конце коридора, и, пока Фудзимия шёл по покрытому ковровой дорожкой полу, сердце у него стучало как сумасшедшее, а в голове снова нёсся хоровод бессвязных мыслей о тайной страсти Кроуфорда и о том, почему он хотел, чтобы Ая - кто-то из Вайсс - доставил эти цветы. Оракул должен был всё предвидеть, он должен был заранее знать, что это будет Фудзимия.
Остановившись перед дверью, Ая сделал глубокий вдох. Затем медленно нажал на кнопку звонка.
Ожидание.
Дверь открыл Кроуфорд, и Фудзимия недоверчиво уставился на него:
- Кроуфорд.
Оракул улыбнулся ему:
- Да, Ая?
- Что всё это значит? - раздражённым тоном потребовал объяснений Фудзимия.
- Не хочешь войти, чтобы я мог тебе всё объяснить? - вопросом на вопрос ответил Кроуфорд.
- Нет, - Ая крепче сжал в руке букет. - Говори здесь. Сейчас же.
Оракул улыбнулся:
- У меня стояк, вот и всё, - сказал он, глядя на Фудзимию. - Никак не мог дождаться видения о том, что ты разыскиваешь меня.
- Почему? Ты... ты обычно не... - Ая не мог подыскать подходящих слов.
- Да, я знаю. В этот раз я просто не смог. Ты нужен мне, сейчас. Пожалуйста.
- Я на работе, - соврал Фудзимия. Его смена уже закончилась.
Кроуфорд только наклонил голову, с надеждой глядя на Аю.
Фудзимия прикусил нижнюю губу.
- Я дам тебе возможность потом подумать над этим, - разрешил оракул, затем повернулся и пошёл вглубь квартиры.
Ая выругался себе под нос. Да что с ним такое? С чего это он вдруг стал ханжой? Он всегда получал удовольствие от секса с Кроуфордом, ну и что с того, что Кроуфорд всё это начал?
Просто необычно было, что оракул сам признавал собственное возбуждение.
Вздохнув, Фудзимия зашёл в квартиру, скинул ботинки и неслышным шагом прошёл через гостиную к двери, которая, как он был уверен, вела в спальню. Он задержался только, чтобы бросить букет на низкий журнальный столик.
Кроуфорд, как обнаружил Ая, был уже совершенно голый. Он лежал на кровати с согнутыми в коленях и раздвинутыми ногами и кончиками пальцев поглаживал напряжённый пульсирующий член. Фудзимия снова вздохнул. Как он мог устоять перед Кроуфордом, когда тот, кажется, дошёл до ручки? Он даже чувствовал жар вожделения, исходивший от загорелой кожи Брэда, жар похоти, желания...
Ая взялся за подол своей футболки.
- Нет, - остановил его Кроуфорд, - оставь её. Просто сними остальное.
Фудзимия смутился, но не стал тратить время на просьбы объяснить ему происходящее. Он подчинился требованию Брэда. Конечно, странно было быть одетым до пояса и совершенно голым снизу, но Ая постарался не слишком задумываться над этим. В конце концов, он рано или поздно всё равно останется без футболки.
Фудзимия забрался на кровать и набросился на Кроуфорда, впившись губами в его губы, а пальцами найдя его соски. Ая устроился на Брэде так, что их члены прижимались друг к другу. Он начал легонько покачивать бёдрами, стараясь чтобы их с Кроуфордом взаимное удовольствие медленно, но неуклонно нарастало. В ответ Брэд поцеловал его, пылко, страстно, вцепившись пальцами в Аины волосы, чтобы он не мог уклониться, пока Кроуфорд не закончит терзать его губы. Вскоре, когда битва языков была в самом разгаре,и Фудзимия настолько ею увлёкся, что совсем забыл двигать бёдрами, за дело взялся Брэд. У Аи вырвался гортанный стон.
Наконец, не в силах больше переносить приятное трение, Фудзимия разорвал поцелуй и приподнял бёдра. Он нахмурился, сообразив, что у него самого член отяжелел и тоже пульсирует и капает смазкой. Ая ненавидел терять над собой контроль. Предполагалось, что это Кроуфорд возбуждён до потери сознания, но никак не Фудзимия. Однако Брэду не пришлось тратить много сил, чтобы довести Аю до точно такого же состояния.
Брэд дразняще улыбнулся ему. В наказание Фудзимия с силой сжал губами его сосок. Резко выгнувшись, Кроуфорд испустил удовлетворённый стон, а его рука снова вцепилась в Аины волосы.
- Прекрати играть... А-а-а-а-я-а-а... - выдохнул Брэд. - Дай мне трахнуть тебя сначала, дай мне кончить сначала, а потом играй, как пожелаешь.
Фудзимия пропустил это мимо ушей и продолжил ласкать ртом кроуфордовский сосок. Он знал, Кроуфорду такое нравилось.
- Ая... Ая... Пожалуйста... - услышал он умоляющий голос Брэда. - Я же сейчас кончу.
Говоря по совести, Фудзимии было всё равно, кончит ли сейчас Кроуфорд, но он решил побыть хорошим, поэтому отпустил кроуфордовский сосок. Однако напоследок он с силой провёл языком по истерзанному соску, и лишь потом, приподнявшись на локтях, посмотрел сверху вниз на Брэда.
- Ты ведь соврал? - требовательно спросил Ая.
- Насчёт чего? - спросил Кроуфорд, его ладони обхватили и сжали Аину задницу.
- О том, что ты сейчас кончишь?
Брэд только улыбнулся:
- Ты не против, если я возьму тебя сзади? Пожалуйста.
Фудзимия отодвинулся и встал на четвереньки, пока Кроуфорд доставал из прикроватной тумбочки смазку. Он закусил нижнюю губу, когда Брэд начал нежно сжимать его задницу. Ая всегда находил такие прикосновения расслабляющими, и ему казалось, что Кроуфорд тоже об этом знал, потому что он никогда не жалел времени на ласки. Фудзимии хотелось, чтобы он мог заниматься сексом механически, но нет, ему, чтобы расслабиться, всегда требовалось много прикосновений и ласк. В противном случае, он стремился кончить как можно скорее, что не всегда было хорошо.
Когда он решил, что хватит Бреду тискать его задницу, Кроуфорд начал так же нежно поглаживать Аины ягодицы. Ая чуть приподнял бёдра, ещё сильнее прогнувшись в пояснице, чтобы показать Брэду свой полностью раскрытый зад. Скользкими пальцами Кроуфорд поддразнил сжатый анус - Фудзимия понял, что пальцы Брэда были влажными от слюны, а не любриканта.
И пока Ая пытался сообразить, что же задумал сделать с ним Кроуфорд, он почувствовал, как что-то толстое и влажное трётся о его анус. Фудзимия задохнулся, душа рвущийся наружу стон, когда понял, что это был язык Брэда. Он хотел возразить, хотел сказать, что это уж слишком, что Кроуфорд не должен делать такое, и не важно, что они уже многое пробовали в сексе, но не смог выдавить из себя ни слова. Ему было так хорошо, что он только и мог, что бессвязно стонать и всхлипывать, выражая тем самым своё согласие.
И когда Брэд остановился, у Аи вырвался разочарованный стон. Но затем Фудзимия решил запастись терпением и подождать, ведь он знал, что дальше будет всё лучше и лучше.
Его сердце гулко забилось, когда он почувствовал сзади себя какое-то движение - это Кроуфорд смазывал свои пальцы и член, подготавливая себя. Ая хотел повернуться и помочь Брэду, но он остался неподвижен, зная, что этого хочет Кроуфорд.
Фудзимия сделал глубокий вдох, когда грудь Брэда прижалась к его спине, а головка члена к анусу. Кроуфорд поцеловал Аю сзади в шею, провёл рукой по Аиным волосам, а потом опустил обе руки Фудзимии на бёдра и крепко сжал их. Ая затаил дыхание.
Фудзимия закричал, когда Брэд вошёл в него одним сильным толчком на всю длину. Он вцепился в простыню, комкая её в кулаках, и глубоко дышал, стараясь преодолеть боль от резкого растяжения. Боги, как же он ненавидел всякий раз, когда Кроуфорд так делал, а делал он это постоянно, так что каждый раз был как первый.
Брэд замер, давая Ае время привыкнуть и приспособиться к проникновению. Фудзимия снова сделал глубокий вдох, наконец придя в себя настолько, чтобы сосредоточиться на члене внутри себя - горячем и твёрдом, пульсирующем, восхитительном.
- Теперь всё в порядке, - прошипел Ая. - Двигайся. Прости.
Кроуфорд только фыркнул. Он освободил одну руку и просунул её Ая под живот, чтобы обхватить Аин член.
Фудзимия снова не сдержал крика, когда Брэд начал двигаться, одновременно с этим надрачивая его член. Но на этот раз Кроуфорд не остановился. Он толкался вперёд и подавался назад, в одном ритме с рукой, ласкающей Аю, который стоном отвечал на каждое движение. Вскоре Аин голос стал хриплым - слишком часто он стонал или всхлипывал.
Внезапно Брэд ускорил темп, Фудзимия зарылся лицом в подушку, чтобы больше не издавать никаких возбуждающих Кроуфорда звуков.
Однако кончил он с громким криком.
Не в состоянии приподняться, Ая уткнулся лицом в подушку, тяжело дыша и пачкая простыню струями семени. К облегчению Фудзимии, Брэд вышел из его тела.
- Повернись, - услышал Ая приказ Кроуфорда, но мысли его были ещё слишком спутаны, чтобы понимать значение слов.
Он удивлённо моргнул, когда Брэд перевернул его.
- Я не закончил, - холодно сказал Кроуфорд, снова хватая Фудзимию за бёдра и притягивая ближе.
- Чт... ооой! - Ая резко выгнулся, когда Брэд вторично вошёл в него. - Кроуфорд, больно же!
Брэд только сердито взглянул на него, отлично зная, что сейчас Фудзимия только притворяется. Ая вздохнул. Внутри него Кроуфорд по-прежнему был твёрдый как сталь. Фудзимии стало интересно, что за человеком был Брэд, раз он умудряется сохранять самоконтроль, испытывая столько удовольствия. Ая слегка приподнял ноги и обхватил ими кроуфордовскую талию, задрал повыше колени и скрестил щиколотки на спине у Кроуфорда. Затем крепко обнял руками шею Брэда.
Кроуфорд задрал Аину футболку так высоко, что обнажились соски. Опустив голову, он взял в рот один из сосков. В ответ Ая зашипел и запустил пальцы Брэду в волосы.
Кроуфорд снова начал двигаться.
Хоть Фудзимия не любил, когда его трахают, едва он успел кончить, но удержать себя от падения в пучину удовольствия он не мог. Особенно, когда Брэд играл с обоими его сосками: с одним - языком, а с другим - пальцами. Ая задыхался, мяукал и стонал, а когда Кроуфорд снова и снова задевал его простату, Фудзимия даже позволил своим губам расползтись в широкой улыбке. Он изгибался, извивался и мотал головой влево и вправо. Наконец, почувствовав, что Брэд вот-вот кончит, Ая, облегчая Кроуфорду доступ, поднял бёдра ещё выше.
Достигнув оргазма, Брэд не проронил ни звука. Он только вздрогнул, отпустил Аины соски, и спустя долю секунды Фудзимия почувствовал, как тёплая жидкость наполняет его изнутри. Ая вздохнул, смахнул с лица влажную чёлку и тыльной стороной ладони стёр со лба пот.
У него снова стояло. Но Фудзимия ещё не совсем спятил, поэтому не стал обращать внимание на собственный вставший член.
Кроуфорд оставался в нём до тех пор, пока не излился полностью. Он потянулся к Аиному окрепшему члену, но тот оттолкнул его руку. Брэд пожал плечами, но ограничился лёгкой ухмылкой.
Когда он наконец вышел из Аи, Кроуфорд по-прежнему остался между Аиных ног, усевшись на пятки. Он смотрел Фудзимии прямо в глаза, так, словно бросал ему вызов. От этого взгляда по спину у Аи побежали мурашки.
У Фудзимии не было иного выхода, кроме как дрочить себе, пока Брэд на него смотрит. Они смотрели друг другу в глаза, пока удовольствие не захлестнуло Аю, и веки у него не закрылись совершенно непроизвольно.
Он должен был просить об этом. Или Брэд должен был видеть это. Фудзимия не помнил. Он знал лишь то, что когда он был близок к очередному оргазму, кроуфордовский рот плотно обхватил головку его возбуждённого члена. Кроуфорд сосал уверенно, и Ая вскинул бёдра, побуждая Брэда взять член в рот полностью, и Кроуфорд подчинился, крепко обхватив Аину задницу. И Фудзимия кончил, столь же бурно, как и в первый раз, задохнувшийся, с расплавившимися мозгами. Он резко выгнулся, застонал и с силой вцепился в простыню, чтобы хоть так удержать душу в своём теле, а затем рухнул спиной на кровать. Чистый восторг.
Всё то время, пока Ая приходил в себя, глядя в потолок, Брэд держал Аин член во рту до тех пор, пока не высосал его досуха и не вылизал дочиста. Ая чувствовал себя таким слабым, словно весь этот секс забрал слишком много его жизненных сил. Кроуфорд обнял его и, усадив к себе на колени, наградил влажным поцелуем, имевшим вкус Аиной спермы.
Часть сознания говорила Фудзимии убираться, убираться из этой постели и из этой квартиры. Но тело не слушалось. Он чувствовал, что просто не сможет вести машину всю дорогу до "Конэко". Да и кровать была удобная, как раз, чтобы поспать. Ая отодвинулся от Брэда и лёг на спину. Он видел, как Кроуфорд вылез из постели и пошёл к двери, а несколько минут спустся вернулся с мокрым маленьким полотенцем.
- Чья это квартира? - спросил Фудзимия, пока Брэд вытирал его полотенцем. Он ёжился, когда грубая ткань касалась его гениталий, после секса ставших ещё более чувствительными.
- Моя, - ответил Кроуфорд.
- Я думал ты живёшь со Шварц.
Брэд только подал плечами и отшвырнул полотенце. Он устроился рядом с Аей и притянул его к себе. Фудзимия закрыл глаза. Было ещё что-то, что он хотел спросить у Кроуфорда, но сейчас он слишком устал, чтобы вспоминать. Вскоре он задремал, мурлыча во сне, убаюканный стуком сердца лежащего рядом Брэда.
Ая проснулся от того, что хотел пить. Кроуфорд все ещё обнимал его, но он рискнул и очень аккуратно снял с себя руки Брэда. Он услышал, как Кроуфорд что-то проворчал во сне, но так и не пошевелился. Выбравшись из постели, Фудзимия через голову стянул свою футболку и швырнул её на пол. По пути из спальни он прихватил со спинки кресла висящую на ней кроуфордовскую рубашку, чтобы прикрыть наготу.
В холодильнике были суши, фруктовый сок, пиво и коробка шоколадных конфет, как будто Брэд заранее знал, что Ая придёт на кухню в поисках чего бы поесть и выпить. Само собой, жуя суши, кисло подумал Фудзимия. В конце концов, он же провидец.
Он взял шоколад, коробку сока и стакан и, ловко удерживая их в руках, понёс в спальню. В гостиной его взгляд упал на цветы, которые так и лежали на журнальном столике. Быстро всё обдумав, Ая прихватил и их.
Он швырнул букет Кроуфорду на грудь.
Брэд открыл один глаз, и взгляд его был не столько сердитым, сколько насмешливым. Фудзимия помрачнел.
- Причём здесь эти цветы? - сложив руки на груди, потребовал объяснений Ая.
Кроуфорд улыбнулся и взял букет:
- Они для тебя, - и протянул цветы Фудзимии.
Ая нахмурился, в животе у него что-то неприятно сжалось.
- Что это значит?
- Прочти карточку.
Взволнованный, Фудзимия вытащил карточку. Ту самую, что несколько часов назад он сам дал Брэду, украшенную надписью большими буквами "Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ".
- Прочти, - настаивал Кроуфорд.
- Я. Люблю. Тебя.
Брэд легко поднялся с кровати и протянул руку к Аиной голове, запустив пальцы во влажные волосы:
- Я тоже тебя люблю, - прошептал он, прежде чем впиться в Аин мягкий расслабленный рот.
Закрыв глаза, Ая позволил себе полностью отдаться этой жадной ласке. Когда Кроуфорд разорвал поцелуй, он прошептал:
- Нет, не любишь.
- Да, люблю, - ответил Брэд и прикусил Фудзимии нижнюю губу.
- Тогда почему же ты пришёл ко мне только однажды, когда сказал, что у тебя стояк? - требовательно спросил Ая.
Кроуфорд вздохнул:
- Верно, Ая. Так что, если ты хочешь ещё один раунд, тебе стоит просто... м-м-м-ф-ф.

---

Темари

Вот я его и закончила. Фиг знает, сколько часов ушло на этот шарик, в реале он красивее, чем на фото, ярче. Размером с апельсин.

@темы: Очумелые ручки

---

Продолжение омегаверса эпохи бронзы.

Новая жизнь

Автор: Рыжая Стервь и  алиса777
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Омегаверс
Предупреждения: Мужская беременность
Размер: Мини, 9 страниц
Кол-во частей: 3
Статус: закончен

Описание:
Сиквел к фику "Дар побеждённых".
sterw.diary.ru/p200287902.htm


Пролог

Зима пришла внезапно. Ночью повалил снег, и когда утром люди проснулись и стали выбираться из чумов, отбрасывая меховые пологи, то не узнали привычный пейзаж. Трава, ещё вчера зелёная, сейчас была укрыта белым покрывалом, снег налип на не успевший сбросить листву кустарник, и тонкие ветви мягко льнули к земле под его весом.
Проснувшиеся ребятишки с восторженными воплями принялись лепить снежки. Коровы, добираясь до корма, лизали тонкий слой тающего на языке снега, молодняк любопытно всхрапывал и принюхивался, выдыхая из ноздрей облачка пара.
- Плохо, - нахмурил лоб Ройта, глава рода, - очень плохо.
Он безнадёжно покачал головой и пнул наметённый за ночь за чумом небольшой сугроб. Снег рассыпался под ногой, и в воздух поднялся лёгкий хоровод снежинок.
- Плохо, - задумчиво повторил вождь.
Слишком рано зима пала на степь. Дети Рыжего Быка не успели откочевать на юг, в края, пригодные для зимовки, туда, где можно в целости сохранить стада.
Ройта велел собираться и трогаться в путь – возможно, они ещё успеют выбраться из ловушки, если поторопятся.

Ночью потеплело, снег подтаял, местами обнажилась земля. Овцы и козы накинулись на показавшиеся из-под снега побеги, уже вялые и пожухлые от мороза.
К утру стал накрапывать мелкий дождь. Ледяные капли проникали за кожаный полог, прикрывавший скарб в телегах от непогоды, просачивались под одежду, вгоняя в тоску людей. С первым светом телеги вяло потянулись по раскисшей земле, то и дело застревая в грязи.
Ройта щурился, поглядывая на небо, недобро темнеющее у горизонта, и молчал. Про себя он молил духов, чтобы ненастье продолжилось ещё какое-то время и отодвинуло неминуемую бескормицу, но духи, видно, отвернулись от Детей Рыжего Быка, и на следующую ночь ударил мороз.
Лёд сковал мокрую землю прочной коркой, небо заволокло снежными тучами и повалил снег – вначале мелкой крупкой, а потом большими хлопьями – и вереница телег остановилась. Люди начали ставить чумы и разводить огонь. Темнело. Над стоянкой не было видно звёзд – тучи полностью затянули небо. Снег сыпался непрерывно, сугробы росли.
Едва рассвело, люди снова тронулись в путь. Холодало, и Ройта делался всё мрачнее.
Дети Рыжего Быка всегда шли следом за солнцем, с приходом зимы уходя на юг. Опыт предков никогда их не подводил, и стада, выращенные на степной луговине, всегда успевали нагулять жирок и поставить на ноги сеголеток. Даже если зима незваной гостьей приходила раньше, люди чувствовали её приход загодя. Но этой осенью всё изменилось.
Даже удача оборачивалась бедой – стада летом дали хороший приплод, но покрытая снегом, а потом и ледяной коркой степь не могла прокормить столько скота. И медленно, слишком медленно продвигались они вперёд – мешал наст, с хрустом ломающийся под копытами, да толстый слой снега, в котором вязли люди и животные.
На каждом привале шаман молился, надолго уходя в Нижний Мир к духам предков. Бил в бубен, обтянутый кожей жертвенного быка, мазал камни, где жили души прародителей, кровью и молоком. Но духи отвернулись от своих детей и не слышали их голоса. Ройта уверился в этом, когда от стада осталась едва ли не треть – пришлось забить самых слабых животных. Хорошо ещё, что мясо на морозе хранилось как нельзя лучше, это пока спасало людей от голода. Но с тех пор Лунный старик дважды умирал и рождался заново светлым младенцем, и накануне того, как родиться ему в третий раз, навалилась новая беда.
Волки. Их заметил загонявший отбившегося от стада телёнка мальчишка. Они молча следовали за повозками, сверкая глазами в отдалении. Вначале их легко было отогнать свирепым криком или горящей веткой. Но скоро стая обнаглела - от безнаказанности или от голода – всё едино. Людям пришлось обороняться от хищников. Четыре воина серьёзно пострадали от волчьих клыков, один из них так и не смог оправиться от страшных ран, и его душа уплыла в Северный Край.
Холода всё держались, мороз свирепел день ото дня, выедал глаза, сушил кожу. Заходясь сухим кашлем, начали болеть и умирать самые слабые – дети и старые женщины. А снежной пустыне не было видно ни конца, ни края.
Наконец, когда дни стали заметно длиннее, люди достигли берегов Большой Реки. Пущенные вперёд разведчики принесли весть о стоящем на холме посёлке.
На радостях Ройта велел принести духам большую жертву.
Едва стемнело, началось торжество. Омеги надели на головы высокие уборы, расшитые мелодично звеневшими бронзовыми и костяными пластинками. Звенели расшитые бубенчиками меховые сапожки, бренчали тонкие браслеты на запястьях.
Шаман, сопровождаемый толпой неуёмной ребятни, с важным видом обошёл лагерь с зажатой в кулаке рогаткой. Духи указали ему, на какой полянке им угодно будет принять подношение, и омеги, выстроившись хороводом, принялись утаптывать на ней снег под заунывные причитания шамана.
Когда снег был утрамбован, группа альф, среди которых были самые сильные воины, во главе с вождём, принесли к костру Камни Предков и почтительно кланяясь, поставили их в центр. Беты принесли хворост, и шаман торжественно разжёг огонь. Потом он воздел руки к небу и начал кружиться, бормоча слова, разобрать которые становилось всё труднее и труднее. Берестяная личина, раскрашенная так, чтобы обмануть злых духов и внушить им уважение и трепет, пялилась вокруг четырьмя парами глаз, многочисленные бычьи хвосты, нашитые на верхнюю одежду, развивались в такт движениям и звенели нанизанными на тонкие ремешки бусами.
Дети Рыжего Быка столпились вокруг, с надеждой внимая хриплому пению шамана. На морозе тот быстро посадил голос, но надеялся, что духи не будут к нему слишком строги и простят сиплый присвист, то и дело непочтительно прорывавшийся в мольбе о помощи. В самые важные моменты прочувствованной речи шаман бил деревянной колотушкой в большой бубен, обтянутый расписанной охрой кожей. Наконец, обессиленный, он упал на колени и замер, подняв лицо к звёздам. Пот лил с него ручьём, пощипывая кожу и падая каплями в истоптанный снег. Старик, не глядя, протянул руку, и Ройта вложил в неё древний нож с кремневым лезвием.
К костру подтащили белую козу. Животное словно чуяло свой близкий конец – упиралось и жалобно кричало. Шаман одним движением перерезал козе горло. Кровь фонтаном брызнула на снег, окропив руки старика и альф, навалившихся на скребущую ногами снег тушу. Шаман подставил глиняную плошку под дымящуюся струю крови, бьющую из перерезанного горла козы. Наполнив сосуд, он обмакнул руки в кровь и щедро обмазал Камни предков. Потом плеснул немного в недовольно зашипевший костёр. Подошёл Ройта, и шаман, приняв из его рук копьё, обмакнул наконечник в оставшуюся кровь. За вождём потянулись остальные воины – каждому хотелось получить милость духов перед смертельной битвой.







Часть

Зарви проснулся оттого, что ему невыносимо захотелось помочиться. Он привстал на лежанке и вздохнул – Прата лежал с краю, так что незаметно выйти во двор не получится. Омега прислушался к себе – уверившись, что дольше терпеть невозможно, он потихоньку, придерживая руками живот, перевалился через Прату и спустил ноги на пол. Тотчас его ухватили за плечо мёртвой хваткой.
- Ты куда?
- По нужде, - шепнул Зарви, нервно вздрагивая. Он никак не мог привыкнуть к повышенному вниманию своего альфы. С той поры, как Зарви почувствовал себя в тягости, Прата взял за себя ещё одного омегу из местных - младшим супругом. Зарви до сих пор помнил собственные чувства, когда муж первый раз ушёл от него на ложе к Ниляко. Он успокаивал себя, понимая, что такому вождю, как Прата, нужно иметь много омег, чем больше, тем почётнее, но ничего не мог с собой поделать – только плакал, свернувшись калачиком на меховом одеяле. Сквозь задёрнутый полог до него доносились звуки поцелуев, жалобное поскуливание Ниляко и наконец приглушённый стон Праты, их тихая возня на ложе, и из-за этого сердце Зарви разрывалось от боли и обиды. Утром Прата увидел его слёзы и сильно разозлился. Так сильно, что целых шесть дней не приходил на ложе к Зарви, но потом вернулся, беззлобно поругал и вытер мокрые щёки омеги жёсткой ладонью. После этого альфа уже не оставлял своего мужа, был всегда рядом, так, что это даже мешало, вот как сегодня.
- Я провожу, - Прата встал и подал омеге руку.
Тот с кряхтеньем поднялся. За время беременности живот у Зарви вырос так, что омега напоминал шарик на двух тонких ножках. Прата трогал живот, а когда тот, что жил внутри омеги, начинал пинаться, альфа шутил, что там наверняка помещается не один, а целая троица мальчишек.
Ночь была тёмной, словно снова вернулись те незапамятные времена, когда Небесный лось проглотил солнце. Зарви пробрала дрожь. Он торопливо присел, отойдя за стену.
- Замёрзнешь, - недовольно заворчал Прата, - идём быстрей!
Зарви послушно поднялся на ноги и замер. В животе что-то происходило, что-то непривычное и оттого внушающее страх.
- Ты чего копаешься? – Прата подошёл ближе. – Да что с тобой?
Омега жалобно заскулил. Ему было страшно – непонятная сила ворочалась внутри его тела, распирая его. Казалось, ещё немного – и живот просто треснет пополам, лопнет, как рыбий пузырь.
- Идём, - Прата потянул омегу за рукав. Стоять на морозе в одной исподней рубахе и сапогах на босу ногу было неприятно. Альфа продрог и чувствовал раздражение на неповоротливого омегу. Чем больше рос живот у некогда стройного, легконогого Зарви, тем сильнее было разочарование Праты. Он и Ниляко-то взял к себе, чтобы снова почувствовать животное наслаждение телом омеги, наслаждение, которого не получал с наступления беременности супруга. Всё потому, что Зарви стал слезливым и всё время боялся за свой живот, да и миловидность его поблекла. Но проведя некоторое время с Ниляко, Прата почувствовал, что соскучился. По тёплому молочному запаху, исходившему от Зарви, по мягкости его кожи, по голосу и прикосновению рук. Он вернулся к нему, словно возвратился домой из дальнего похода, и стал с терпением, удивлявшим его самого, ждать появления на свет своего первенца.
- Идём уже, чего ты…? – Прата вторично дёрнул омегу за руку и застыл, удивлённый выражением его лица. Рот Зарви приоткрылся в беззвучном крике, а глаза… В глазах плясал свет. Альфа оглянулся и выругался – со стороны ограды полыхнуло огнём. Всполох пожара осветил оранжевым лежащий на улице снег, отразился в зрачках Зарви, бросил тёмно-синие тени на стены домов. Жалобный тонкий крик взмыл вверх и завис на высокой ноте, потом оборвался, рассыпался зловещей тишиной.
- Там… там… - отрывисто пробормотал Зарви.
Прата подтолкнул его к двери.
- Иди в дом, оденься, – резко приказал он.
- А ты? – беспомощно моргнул омега. – На тебе даже штанов нет.
Недолго думая, альфа втолкнул Зарви в дом и вошёл вслед за ним. Поспешно натянул штаны и куртку, достал из сундука кинжал и боевой топор и исчез за дверью.
Зарви сел на лавку, зажав руки между коленями. В животе что-то происходило, а во рту было горько, точно он наглотался полынного отвара.
- Что там? – Ниляко, спавший в углу, отдёрнул занавеску, отгораживающую его закуток от остальной комнаты. – Вроде шумят!
Шум на улице нарастал. Обитатели посёлка, грубо разбуженные посреди ночи, спешили на пожар.
- Прата велел одеться, – сглотнув вязкую слюну, сказал Зарви.
- Зачем это? – удивился Ниляко. – Да что происходит-то, можешь ответить?
- Не знаю, там горит что-то. Стена горит.
- Тебе что, плохо?
Ниляко присел на корточки перед лавкой, заглядывая Зарви в глаза снизу вверх. Он действительно беспокоился. Ему ещё никогда не приходилось присутствовать при родах, а беременный выглядел так, будто решил разродиться прямо сейчас, в отсутствие мужа, да ещё когда все, у кого можно попросить помощи, куда-то разбежались.
- Ничего, - ответил омега с вымученной улыбкой. – Помоги мне одеться, а то Прата придёт, увидит, что я не послушался, будет ругаться.
Ниляко со вздохом поднялся. Ему хотелось сбегать поглазеть на пожар, а тут приходилось возиться с беременным, как будто Зарви потерпеть не может. Но ослушаться Прату Ниляко не посмел.
Зарви поднялся на ноги, и Ниляко помог ему облачиться в тёплую рубаху. Штаны омега уже не носил – натянуть их на выросший живот ещё кое-как получалось, но они всё равно постоянно сползали, и их было невозможно подвязать на округлившемся теле. К тому же они сильно натирали в промежности. Но пояс, оберегающий плод от злых духов и мешающий им его похитить из чрева, был на месте, стягивая тело Зарви под грудью. Кроме пояса на омеге поверх живота была повязана чёрная шерстяная нитка.
- Шубу подай, - попросил Зарви, - и мою сумку тоже.
Ниляко пожал плечами - в доме было натоплено - но снял со стены шубу, и помог Зарви её надеть. Омега повесил на шею сумку, в которой хранились принадлежащие ему вещи – шило, костяные иглы, моток вываренных тонких жил для шитья, крючок и острый бронзовый нож – подарок мужа (Лошадники были искусными литейщиками и кузнецами), и только после этого сел и успокоено прикрыл глаза.
- Я сбегаю на улицу, посмотрю, что там, - сообщил Ниляко, набрасывая на плечи полушубок. Юный омега опрометью выбежал за дверь, и Зарви остался один.
Зарви ждал. Он чувствовал, как внутри ворочается младенец, явно решивший выбраться наружу именно сегодня. Омега молился про себя, чтобы младенец подождал, когда придёт Прата, или чтобы Ниляко успел сбегать за повивальной бабкой и травником, но чувствовал, что духи не помогут ему в этом. Всё уже решилось без его молитв, и никакие духи не смогут задержать ребёнка в чреве, если пришёл его срок.
Мысли метались в беспорядке. Смешалось и беспокойство за Прату, и страх перед первыми родами, и тягостное чувство, не оставлявшее омегу с той минуты, как он увидел отсветы пожара на бревенчатых стенах.
Хлопок двери заставил Зарви поднять голову. Вбежал Ниляко. Он был бледен и сильно испуган. Следом зашёл Прата. Зарви встрепенулся и хотел уже сказать, что вот-вот родит, но вид альфы, суровый и решительный, остановил его. На одежде Праты была кровь.
- Одевайся и будь наготове. Возможно, вам придётся бежать. Тогда спрячьтесь на охотничьей заимке, мы вас найдём.
Прата наклонился к Ниляко и ткнул пальцем в сторону Зарви.
- Отвечаешь за него передо мной. Если меня убьют, а ты за ним не присмотришь – стану являться тебе призраком! Ясно?
Ниляко кивнул. Он дрожал так, что клацали зубы, и Зарви с тоской подумал, что надеяться на Ниляко нельзя.
У выхода Прата замешкался и всё-таки бросил взгляд на Зарви. Тот слабо улыбнулся. Альфа удовлетворённо кивнул и широким шагом вышел прочь.
- Там битва, - зашептал Ниляко, дрожащими руками набивая заплечный мешок хлебом и вяленым мясом. – Какие-то люди подожгли ограду в трёх местах, и пытаются занять наш Хаяр-Пэ.
- Прата убьёт их всех, - с неожиданной для себя самого гордостью сказал Зарви.
- Их очень много, их убивают, а они всё лезут и лезут через стену. Нужно уходить, пока они не пришли сюда!
- Они не придут! Их не пустят в Хаяр-Пэ! – заявил Зарви. Мысль о том, что придётся встать и куда-то идти, привела его в ужас.
- Ты слышал, что сказал Прата? Надо уходить! – Ниляко схватил Зарви за руку и заставил подняться. – Они уже подожгли стены и рвутся в город! Вставай!
- Я не верю, что Прата потерпит поражение, - упрямо сказал Зарви. – Он сильный и умный, с ним много умелых воинов.
Он говорил так, уже сознавая внутри себя, что Ниляко прав в своём стремлении бежать и спрятаться. Воины Праты хороши летом, в ровной степи, когда их колесницы настигают врага и стрелы разят без промаха. Зима уравняла их с пришлыми, и лучше бы слабым и больным уйти в сторону - не мешать альфам защищать их, не путаться под ногами, не становиться бесполезной жертвой. Зарви шагнул следом за Ниляко. Боль ухватила его за поясницу щипцами, выкрутила позвоночник, отдалась внизу живота. Омега сцепил зубы. Теперь он молился только о том, чтобы успеть добраться до заимки, прежде, чем потеряет сознание.

Ниляко уже давно бежал бы по тайной тропе, ведущей прочь из города, но Зарви неумолимо тянул время, дожидаясь остальных омег и женщин с детьми. Наконец, собрав всех, кого он посчитал нужным спрятать вне ставших теперь ловушкой стен города, Зарви дал знак выступать.
Люди шли молча, быстро, самых маленьких и слабых несли на руках. Напуганные дети не издавали ни звука. В авангарде Зарви поставил старых опытных омег, вооружённых рогатинами, по бокам маленький отряд защищали несколько женщин с луками. Сам Зарви шёл последним, Ниляко сопровождал его.
Им нужно было пересечь открытое пространство, затем рощу, выйти тайной охотничьей тропой в сосновый бор и спуститься в овраг, где в густом подлеске пряталась охотничья изба. В ней всегда хранился запас еды, одеял и дров.
Прежде, чем ступить под сень леса, Зарви оглянулся. Город пылал. Омега поспешно прогнал полные тревоги мысли о Прате - не время было предаваться унынию, не теперь, когда от него зависело столько жизней.
Незаметно для себя Зарви начал отставать. Вначале он чётко видел шедших впереди людей, потом они стали отдаляться всё больше и больше. Ниляко не оставлял омегу, шёпотом ругал его на чём свет стоит, подталкивал по мере сил, и это помогало. Но долго так продолжаться не могло. Зарви, на некоторое время забывший о болях в животе, тяжести и усталости, потихоньку терял силы. Споткнувшись о корень, он пошатнулся и упал. Ниляко кинулся поднимать его, но грузный омега выскользнул из его рук и остался лежать, тяжело дыша. Ниляко захныкал от страха и досады.
- Иди, - натужно шикнул на него Зарви, - я скоро… я сейчас…
- Я… я приду, слышишь? Я только за помощью сбегаю, мне одному тебя не поднять. Хорошо? Зарви!
- Да иди уже!
Зарви стало так больно, что он едва не закричал. Ему казалось, что внутри живота растёт гнойная язва, так всё горело. Он едва дождался, пока силуэт Ниляко затеряется между деревьями, и тогда позволил себе расплакаться, всхлипывая и сморкаясь. После этого Зарви немного полегчало.
Шмыгая носом, он подобрал ноги и поднялся. Позади по-прежнему никого не было. Никто не преследовал маленький отряд – ни друзья, ни враги. Зарви шумно вздохнул и побрёл по тропинке вперёд.
Его пошатывало, живот стал неимоверно тяжёлым и отвис. Невыносимо хотелось спать, ноги подкашивались, и Зарви не удивился, когда понял, что передвигается в полудрёме с закрытыми глазами. Он резко распахнул веки и остановился. Тишина придавила его к земле. Омега оглянулся и понял, что заблудился, свернув с охотничьей тропки в сторону. Он постоял немного, успокаиваясь и унимая колотящееся сердце. Рассмотрев местность, он понял, куда его занесло. Если взять правее, то можно было выйти к берегам Великой Реки, как раз в том месте, где над заснеженной гладью возвышается обрыв, пронизанный лабиринтом пещер. Зарви хорошо их знал. Его сородичи называли пещеры «Медвежьим Домом» и пугали его обитателями непослушных детей. Впрочем, дети, и Зарви в их числе, излазили там всё вдоль и поперёк. Омега любил бывать там. Ему было интересно бродить по анфиладе пещер, украшенных известковыми потёками и наростами. Он касался шероховатых стен, подсвечивая факелом, и причудливые тени на стенах оживали, словно призраки давно умерших жителей пещер, чьи диковинные рисунки до сих пор украшали своды.
Зарви облегчённо вздохнул и повернул к реке.
Плотно слежавшийся снег хрустел под лыжами. Впереди и внизу белела река. Только теперь, выйдя из-под укрытия леса в поле, омега почувствовал, как мороз забирается ему под рубашку и щиплет голые ноги. Но это было не так страшно. Самое трудное – спуститься с обрыва, не переломав себе ноги, и забраться в одну из пещер. Там Зарви рассчитывал отдохнуть и дождаться помощи. К тому же в пещерах наверняка припрятан запас хвороста, мальчишки всегда так делали.
Омега оглянулся и увидел позади себя на снегу тёмное пятнышко. Кто-то шёл по его следу, медленно, но неуклонно приближаясь. Зарви остановился и напряг зрение. Это был волк.
Зарви охнул, повернулся и прибавил ходу. Он скользил по насту, быстро приближаясь к обрыву. Будь это раньше, ему без труда удалось бы добраться до пещеры, но теперь тело предавало его. Тело требовало внимания и любви, оно не могло больше выносить холод и усталость. Зарви почувствовал, как что-то внутри лопнуло, как нарыв, и тёплая жидкость потекла по ногам. Омега захныкал, споткнулся и упал, кубарем покатившись с обрыва вниз. Ему показалось, что он попал в водоворот – с такой силой его крутило по склону. На мгновение он потерял сознание. Придя в себя, Зарви пошевелился. Голова отозвалась протяжным гулом, но руки и ноги почти не болели. Ему несказанно повезло – он упал в сугроб. Одна лыжа потерялась, вторая сломалась, и только поэтому омега не переломал себе ноги. А вот обувь удержалась на ногах - Ниляко на совесть завязал ремешки на меховых пимах Зарви.
Омега подтянулся и сел. Живот мгновенно отозвался болью. Внутри нарастало давление. Он понимал, что с ним происходит. Ему приходилось видеть, как телятся коровы и козы, и он знал, что пришло его время. Ему было очень страшно, но просто лежать на снегу и ждать, что придёт кто-нибудь и поможет, Зарви не мог.
Он посмотрел вверх – туда, где темнели дыры, входы в пещеры. Туда ему уже не забраться. Тогда Зарви привстал, отцепил сломанную лыжу, стащил с себя шубу и постелил её на снег. Потом снял сумку, которую прятал под шубой. В сумке были амулеты и нож. Оплетённую кожей рукоятку ножа он зажал в зубах, а фигурки духов дрожащими руками поставил так, чтобы они были перед глазами. Ещё в сумке были два куска кремня и трут, но Зарви не знал, где взять дрова, и поэтому отложил их в сторону. Приготовившись таким образом, он встал на четвереньки и чуть не заплакал – волк не оставил попыток добраться до Зарви и следом за ним съехал с обрыва. Теперь зверь залёг в сотне шагов от омеги и терпеливо ждал, высунув язык.
Волк выглядел старым и больным. Зарви подумал, что его, наверно, изгнали из стаи, поэтому он вынужден охотиться в одиночку. Это давало надежду на спасение.
Ребёнок нетерпеливо толкнулся внутри, и Зарви охнул и съёжился. Мысли о волке мигом испарились. Последняя ещё сознательная мысль содержала в себе яд. Омега вдруг подумал о Ниляко, и сомнение в том, что младший захочет привести подмогу, неожиданно поразило его. Зарви ещё успел подумать о том, что представляет собой лёгкую добычу, но тут новая волна боли захватила его полностью.
Ощущения были такие, будто кто-то, очень сильный, разрывает тело омеги изнутри. Зарви сжал зубами рукоятку ножа, мыча от боли. Потуги рвали его тело, пот заливал глаза, стекая по подбородку на шубу. Ног он не чувствовал. Время шло. Зарви уже не мычал – он обессилел, и его хватало только на то, чтобы размеренно дышать и не зажиматься, когда боль ненадолго отступала. Это было трудно – ребёнок упорно шёл наружу, и мучительные схватки становились всё чаще.
Всякий раз, когда омега приходил в себя, он бросал взгляд на волка, и ему казалось, что зверь подходит всё ближе и ближе. Подкрадывается к беспомощной жертве и снова ложится на снег, выжидая момент, когда можно будет запустить клыки в мягкое горло. Зарви мог только сжимать в бессильной ярости кулаки и надеяться на чудо.
Внутренности, казалось, завязались в тугой узел. Новая вспышка боли заставила омегу задрожать. У него ослабели колени, и он упал вниз лицом, загребая снег левой рукой и поджав под себя ноги. Режущая боль внезапно сменилась облегчением. Ребёнок вышел наружу, через какое-то время с последним сокращением измученного тела вышел и послед. Пуповину всегда перерезает отец младенца, и омега усилием воли прогнал мысль о том, что Праты уже может не быть в живых. Он достал из своей сумки оленью жилу и крепко перетянул пуповину у самого животика ребёнка. Надо было сохранить и послед - вернувшись домой, он закопает его возле очага, чтобы ничей злой глаз не испортил дитя, а пуповину высушит и будет носить в мешочке на поясе - пусть все видят: он способен дать жизнь! Поэтому Зарви завернул послед в лоскут ткани и засунул в свою сумку. На этом у него кончились последние силы, и навалилась страшная усталость. Не сознавая до конца, что всё позади, он отрезал ножом подол своей рубахи и завернул в неё малыша. Потом засунул пищащий свёрток под рубаху, обнял – и рухнул на шубу, потеряв сознание.

Где-то на грани между сном и явью маячила боль. Она мешала забыться и полностью погрузиться в грёзы. Боль, а ещё вонь. Зарви открыл глаза, и прямо у своего лица увидел звериную морду. Волк подобрался вплотную и впился зубами в вытянутую вперёд руку. Увидев, что жертва пришла в себя, он поднял на облезлом загривке шерсть и грозно зарычал. Зарви ясно видел слипшиеся от слюны ворсинки на седом носу и пожелтевшие от старости, обломанные клыки. Он не успел почувствовать страх – тёплый комочек, спрятанный под рубахой, шевельнулся и пискнул что-то на своём языке. И тогда Зарви привстал, сжал в кулак исполосованную клыками ладонь и сунул руку в зловонную пасть, так глубоко, как мог. Было больно, очень больно, и хотелось уснуть, оставив всё так, как есть, но тёплый комочек, который недавно был с ним одним целым, не давал Зарви уйти без борьбы. Зверь ожесточённо пытался сомкнуть челюсти, но омега подтянулся и ударил ножом ему в горло, пробивая мягкую шкуру под нижней челюстью. Он бил и бил, не останавливаясь даже тогда, когда волк, хрипя, обмяк мёртвой тушей. Он не смог остановиться, даже когда почувствовал, что его хватают за руки и оттаскивают от мёртвого тела.
Кто-то сел рядом на снег и обхватил его за плечи. Кто-то накинул на него одеяло. Кто-то упорно звал его по имени, и Зарви, наконец, сумел поднять голову и встретиться взглядом с Пратой. Омега видел только своего альфу, усталого, покрытого кровью и копотью, и не замечал ни заплаканной, но счастливой мордашки Ниляко, выглядывавшего из-за плеча Праты, ни толпящихся вокруг сородичей.
- Муж мой, - сказал он, старательно выговаривая слова непослушными губами.
- Мы возвращаемся домой, - сказал Прата, и омеге почудились в голосе альфы слёзы. – Мы возвращаемся.







Эпилог

Ройта угрюмо пересчитал оставшихся в живых воинов. Их оказалось три десятка человек. Люди сидели и лежали прямо на снегу, не имея сил подняться и развести костёр. Многие были ранены, двоим, по прикидкам вождя, не суждено было встретить завтрашний рассвет.
Боги на этот раз не сжалились над детьми Рыжего быка, и обозы с семьями, оставшиеся ждать своих мужчин, были обречены на гибель.
Шаман с кряхтеньем поднялся на ноги и принялся разводить огонь. Ройта хотел было окликнуть его, но потом посмотрел в подёрнутые мутью глаза и махнул рукой. Надежда снова затеплилась в нём. Может быть, духи всё же смилостивятся и укажут путь своим неразумным детям?
Люди, придавленные недавним поражением, приободрились и стали подтягиваться ближе к огню. Шаман не обращал на них внимания, словно в этом лесу не было никого живого, кроме него и тех, кого он хотел позвать.
Шаман взял в руки бубен и колотушку. Вскоре мерный стук поплыл над лесом. Ройта подумал, что на звуки бубна могут прийти враги, чтобы добить уцелевших. Подумал, но даже не пошевелился, понимая, что всё теперь зависит только от высших сил. Да и сами враги потеряли вчера немало воинов.
Между тем, шаман всё больше впадал в священное безумие. Он начал кружиться, напевно бормоча непонятные непосвящённому слова, всё быстрее и быстрее, и пламя костра бросало блики на его сосредоточенное лицо. Наконец он встал как вкопанный. Его сильно шатало, так что Ройта даже удивился, как он не упал в костёр. Но шаман устоял. Он вытащил нож и полоснул поперёк ладони, потом сложил ладонь чашечкой. Кровь мгновенно стала собираться в небольшую лужицу, и старик выплеснул её в костёр. Пламя гневно зашипело, а шаман пошатнулся и сел в снег.
Он заговорил спустя некоторое время, и голос его был тих и бесстрастен.
- Духи велели нам идти вниз по реке. Там мы найдём то, что нужно для жизни.
Маленький отряд, высланный Ройтой к реке, после недолгих поисков набрёл на небольшое поселение, обнесённое по обычаю этих мест крепким частоколом. Поселение было брошено уже давно. Зола в очагах смёрзлась, центральная площадь пустовала, зияя ямами, где раньше были вкопаны камни предков жителей посёлка. Отчего люди покинули это место, следопыты не знали, но груда обглоданных хищниками козьих костей за оградой говорила о том, что бегство было поспешным, раз жителям пришлось оставить на произвол судьбы свой скот.
В сарайчиках нашёлся запас сена, а землянки были вполне пригодны для того, чтобы скоротать оставшуюся зиму.
Дети Рыжего Быка вкопали в центр площади свои камни и принесли духам жертву. И стали ждать весны.
Теперь они могли считать эту землю своим домом.

@темы: Слеш, Оридж

---

31.03.2015 в 08:47

Пишет  .Кайлиана.:

Говорят мама с бабушкой: Ю, не броди в саду, не лови по ночам очищающий лунный свет.
Ты накличешь беду. Непременно, найдешь беду! Наведешь всех матаги* на наш позабытый след.
С твоей статью и личиком будет достойный муж, с твоим голосом ты не найдешь неуместных слов.
Ты не будешь ходить в смоляную лесную глушь и зализывать след от собачьих кривых клыков.
Говорят мама с бабушкой: Ю, опасайся кур - в их зрачках отражается верная суть вещей.
Они видят сквозь морок и помнят расцветку шкур. Помнят, как мы любили их кости и хруст хрящей.

А с твоими ладонями - делать цветочный чай. А с твоими плечами - потупливать скромно взор.

Не броди по садам, не подманивай птичьих стай. Каждый зверь нас узнает, едва подойдя в упор.
Говорят мама с бабушкой: нынче подходит срок. Надевай кимоно, дожидайся исхода дня.
Тот мальчишка упрямо являлся на наш порог. И за это упрямство ему отдадим тебя.
Для твоих хрупких стоп только тёплый вишнёвый пол. Да с твоей нежной грудью - выкармливать дочерей.
Мы накроем на стол. Мы его позовем за стол. Ты подашь ему сладкий, как мёд, молодой кипрей.

Говорят.

Мир дробится на запахи, вкус и звук.

Говорят.

И на шее дыбятся волоски:

Не показывай глаз, не сутулься, не пачкай рук. Отвергай свою душу, пока не умрешь с тоски.

По безлюдной дороге. Ладони её в крови. Ю бежит через реку, вцепившись в куриный бок.
Теплота мягких перьев дурманит - вгрызайся, рви! Ю смеётся: ну, старые, кто же из нас не смог?
Ю вдыхает весь мир. Ю грозится ему: держись! Распрямляется в весь умилительно малый рост.
Ю уходит в леса, забывает людскую жизнь. Из-под шелка подола виднеется рыжий хвост.

*Японская каста охотников.

Кайлиана Фей-Бранч

---

Шиппо такой милый! У него лисьи лапки!!! И пяточки!!!
Почему у Инуяши нет хвоста? И вообще, я считаю, что в аниме безобразно мало внимания уделяется инуяшиным ушкам. Они должны шевелиться, их нужно почёсывать, поглаживать, покусывать...
Если бы Кагоме твёрдо держала Инуяшу за яйца ушки, он давно был бы её со всеми потрохами, Тессайгой и ожерельем.

@темы: Аниме

---

Меня осалили!

 

Суть флэшмоба: Нужно написать 10 фактов о себе, навскидку, первые, пришедшие в голову, и передать флешмоб 10 своим френдам.

 

 

1. Я все время то хочу похудеть, то поправиться.

2. Мечтаю проспать сутки.

3. В данный момент чиркаю узоры гелевой ручкой.

4. Знаю, что необходимо посетить парикмахера.

5. И сделать это не позднее следующей недели, ибо

6. Мне скоро пятьдесят.

7. И это меня ужасно расстраивает.

8. Так что ни о чём другом думать не могу.

9. А дома ждёт куча рукоделок.

10. Мой первый темари выходит совсем косой!!!

 

 

А я не знаю, кого осалить.(((

 

---

Меня осалили!

23.03.2015 в 20:59

Пишет  Estreya:

Флэшмоб
Lere_Erkham меня опять поймала ))
Суть флэшмоба: Нужно написать 10 фактов о себе, навскидку, первые, пришедшие в голову, и передать флешмоб 10 своим френдам.

---

19.03.2015 в 11:30

Пишет  Пой мне Еще:

мне пятнадцать. лето. влюблен? конечно! я иду по улицам без огней. в животе почти килограмм черешни, надо мной – испуганный воробей. под ногами листья, сухие листья, в рюкзаке – стихи [или первый стих?]. я еще не вырос ни в скандалиста, ни в поэта. и даже люблю других.

за плечами школа, впереди – надежды, не читал ни Ницше, ни Гришковца. я одет безвкусно, моя одежда совершенно дикого образца [тут тебе ни конверсов или парки, красно-белой шапки и рукавиц]. мне пятнадцать. я собираю марки.
я неловко сложен и бледнолиц.

мне пятнадцать. я незнаком с тобою. и, наверно, это громадный плюс. я дружу с удачей и головою, но в тебя влюблюсь.

всё равно влюблюсь.

будет осень. минус шестнадцать где-то. мне уже [о Боже!] все двадцать два.
и в три раза меньше здоровых клеток и больнее – сердце и голова. я теперь умнее. но некрасивей. да, неловко сложен и бледнолиц. я пишу стихи о весне в России и боюсь коснуться твоих ресниц. и скатиться пальцем по острым скулам.

я стихи умею.
теперь.
и всё.
_____________

мне пятнадцать. лето. урок прогулян.
но я счастлив, черти.
и без нее!

/Джек Абатуров

---

20.03.2015 в 09:46

Пишет  Nilena:

Цитата #432922
AtisNickel: Успех ... Успех как беременность, вот все тебя поздравляют, но никто не в курсе, сколько тебя до этого трахали.

---

Хвастаюсь новой шляпкой и пальто!

@темы: Автобиограф