В выходные нам привезли ударную установку. Я попробовала. ага. Под метроном. Это круть!!! мы весь вечер по очереди отрабатывали упражнение. Кажется, это - моё!

---

20.01.2015 в 07:49

Пишет  подвальный кот:

Хотите лису? Вот вам
В квартире у жительницы Новосибирска прижилась лиса (фото) — НГС.НОВОСТИ

В квартире аспирантки Института цитологии и генетики СО РАН в Новосибирске Ирины Мухамедшиной прижилась рыжая лиса Вилья

---

Прошел год с тех пор, как я поместила два своих фанфика на "Постельке". Судя по всему, соо приказало долго жить.(( Поэтому я решила их деанонить и выложить, наконец, у себя. Невзирая на то, что за Ая/Ёдзи уже получила по башке от вполне уважаемых членов соо.
Ну и ладно, я не слишком подвержена страху попасть под обстрел помидорами. В конце концов, я не серебряный рубль, чтобы всем нравиться.
Итак
ПостКапитель (постГлю). Все кончилось, все расстались - не друзья, не враги. Рождество, в магазине перед витриной с алкоголем случайно сталкиваются Ая и Кроуфорд.
Кроуфорд берет из рук Фудзимии бутылку мартини и ставит ее в свою корзину.
И Ая не возражает.

Мокрый асфальт блестит как зеркало, отражая оранжевый свет уличных фонарей. Омытый дождем город гудит, как пчелиный рой, в преддверии праздника. Толпы народа, снующего по магазинам в надежде застать как можно больше рождественских распродаж, приносят с собой ощущение хаоса, грозящего разрушить самые основы мироздания.
Ая скользит своим бесшумным шагом хищного зверя, попирая подмётками сапог отражение рождественских огней, пятнающих асфальт, и кажется, что вся предпраздничная суета бежит от него, как тени убегают от факельной процессии.
Конец декабря, лишённый снега и пасмурный, полностью отвечал настроению Фудзимии. За время, пошедшее после того, как Вайсс были распущены, Ая так и не сумел полностью привыкнуть к мирной жизни. Даже собственная одежда казалась ему как две капли воды похожа на его плащ для миссий, и походка, которую он никак не мог переделать под поступь обычного обывателя, и отражение в зеркале – всё напоминало о прошлом.
Вчера позвонил Оми… то есть, Мамору. Обеспокоенно спросил, как дела, поздравил с близящимся рождеством. Ая не сумел услышать в его голосе интонаций того Оми, который не раз обрабатывал его раны или приносил лекарство в постель. Фудзимии вдруг стало так не по себе, что он прервал разговор на полуслове и поторопился распрощаться. Кажется, Мамору был огорчён.
Ёдзи стал счастливым отцом, и его Аска носит уже второго ребёнка. Впрочем, Ая не сомневался, что этот «грешник научится когда-нибудь», и был искренне рад за Балинеза.
Кэн, в самый последний раз, когда они разговаривали, так смущался отчего-то, что Ая понял его смущение как нежелание ворошить прошлое. И в самом деле, о чём им теперь было говорить? Твердить по-стариковски «А помнишь? Помнишь…»
Поневоле Фудзимия в последнее время чаще вспоминал Шварц, нежели Вайсс. Но в любом случае, приобретать новых верных врагов и заклятых друзей уже было поздновато – не приживутся они в оставшейся ему жизни.
Усмехаясь своим безрадостным мыслям, Ая зашел во встретившийся по пути супермаркет. В самом деле, всё же рождество, хоть бутылку вина купить, что ли…
Равнодушно скользнув взглядом по кричаще ярким, безвкусно украшенным стеллажам, он направился прямиком в отдел, где на полках стояли ряды бутылок с загадочными этикетками, и, немного поколебавшись, протянул руку к витрине. Он выбрал «Мартини Асти», взял бутылку за узкое горлышко и уже собирался положить ее в свою корзину, как покупку мягко перехватили. Фудзимия в изумлении обернулся и столкнулся нос к носу с Кроуфордом. Тот высвободил горлышко из его руки и положил «Мартини» к себе в корзинку.
Кроуфорд внешне казался крайне респектабельным. В длинном дорогом пальто из кашемира, распахнутом на груди и позволяющем увидеть шёлковый шарф цвета топлёного молока, он выглядел как какой-нибудь медиа-магнат, по ошибке забредший в такой непритязательный магазин.
- Кроуфорд? – ошеломленно сказал Ая.
- Фудзимия, - Брэд слегка наклонил голову. – Простого «здравствуй» будет достаточно.
- Что ты здесь делаешь? Ошибся районом?
- Вот, захотелось пригласить тебя в гости. Можно?
- Решил меня напоить и трахнуть? – съязвил Фудзимия мрачно.
- Ну да, именно это я и планировал, - усмехнулся оракул, - а ты что, боишься? Тогда определись, чего больше ты опасаешься – не справиться со мной или с собой?
Ая пожал плечами и последовал за Кроуфордом. Тот расплатился с кассиршей, восторженно глядевшей на него во все глаза, и они вышли на улицу, где оракула ожидал «Крайслер».
Кроуфорд открыл заднюю дверь и кивком пригласил Фудзимию внутрь.
- У тебя водитель? – отметил Ая, когда Брэд сел с ним рядом.
- Да, сегодня я решил, что так мне будет удобнее, - невозмутимо ответил тот.
«Ладно, сыграю по твоим правилам, чёртов позёр!» - раздражённо решил Ая и откинулся на спинку автомобильного кресла.
Ехали они недолго, и вскоре автомобиль остановился возле престижного небоскрёба. Пассажиры вышли, и Кроуфорд повёл гостя внутрь дома, мимо консьержа, по выстеленному ковровой дорожкой холлу. Роскошная двухуровневая квартира как будто парила в воздухе – впечатление создавалось благодаря огромным, во всю стену, окнам и лёгкому дизайну в стиле хай-тек. Ая подошёл к стеклу и, помимо воли, залюбовался панорамой городских огней, раскинувшейся под ним. Пока он так осматривался, сзади подошёл Брэд и тронул его за плечо, привлекая к себе внимание.
- Что будешь пить? Может, ну его, твой мартини? Коньяк, виски?
- Коньяк, - решился Фудзимия.
Кроуфорд умело сервировал на журнальном столике закуску. Темно-золотая струя, выплеснувшись из горлышка, наполнила бокалы ровно на четверть.
- За встречу, - поднял свой тамблер оракул.
Ая без улыбки отсалютовал в ответ и сделал глоток. Жидкость показалась неимоверно тягучей, как сироп, рот загорелся, дыхание перехватило.
- Что, Фудзимия, давно не пил? Здоровый образ жизни ведешь, или мораль не позволяет? – ядовито поинтересовался Кроуфорд.
- Берегу здоровье, хочу дожить до ста пятидесяти, - с трудом выдохнул Ая, - я ведь не оракул, так что приходится довольствоваться тем, что имею.
- Правильно, Фудзимия, одобряю! – кивнул Брэд, - тогда еще по одной? За здоровье и чтоб дожить?
- Давай!
Дальнейшая беседа текла в сугубо интеллектуальном ключе, причём градус интеллекта повышался пропорционально количеству выпитого. Кроуфорд заговорил о международном терроризме, взмок, расслабил узел на галстуке и снял пиджак. Фудзимия, решив, что невежливо сидеть в пиджаке, когда хозяин квартиры разделся, из солидарности снял свой.
Выпили за искоренение терроризма.
Следующий животрепещущий вопрос, затронутый собутыльниками, касался валютного кризиса. Кроуфорд, жестикулирующий открытой бутылкой и явно задетый кризисом за живое, расстегнул рубашку, а затем и вовсе избавился от неё. Ая благородно последовал его примеру.
Выпили за курс доллара.
Затем за стабильность мирового сообщества.
Потом…
Потом Ая уже не помнил, за какие светлые идеалы поднимались бокалы, но ничуть не удивился, когда обнаружил себя снимающим брюки. Кроуфорд же, в одних очках и неизменном галстуке на голое тело, с воодушевлением что-то декламировал. Закончил он лозунгом, который Ая счел себя обязанным поддержать.
- За старую дружбу и старую вражду! – торжественно провозгласил Кроуфорд.
Ая согласно кивнул и опрокинул в себя содержимое тамблера. Окружающий мир, и так уже подёрнутый алкогольным туманом, совсем поплыл, и тогда Кроуфорд осторожно высвободил опустевший бокал из пальцев Фудзимии, обхватил рукой его затылок и властно привлёк к себе. Ая обнял оракула за шею и ответил на поцелуй, да так, что тот только охнул, укладывая гостя спиной на пушистый ковёр.
А за окном тихо пошёл снег, засыпая белыми хлопьями старые шрамы на лике земли, и Святой Дух Рождества неслышно опустился с горней выси в этот суетный и грешный мир.


Ёдзи:
- Ая, у меня к тебе два предложения. Первое: давай займемся нетрадиционным сексом с извращениями?! Представь: я - в коже, ты - прикован наручниками к батарее, во рту кляп, в заднице вибратор, в моих руках плётка, и я тебя хлещу!
Ая, после опасной паузы:
- А второе?
- Ну, а второе я стесняюсь тебе сказать...

- Ёдзи, пожалуйста… - шепчут обветренные губы, - Ёдзи-и-и…
Алая прядь, влажная от пота, прилипла ко лбу, руки тщетно дергаются в попытке убрать ее с лица - кисти зафиксированы наручниками и прикованы к батарее. Фудзимия стоит на коленях, лицом к стене, согнув плечи, мышцы сводит от неудобного положения – руки прикованы чересчур низко, слишком низко, чтобы ему было комфортно их держать.
Ёдзи отходит на шаг, любуясь склоненной фигурой. На Абиссинце нет ничего, кроме наручников и ножных кандалов, не тех, мягких, кожаных, что продаются в секс-шопах, а настоящих, блестящих тяжелой сталью, после них на запястьях и лодыжках остаются алые следы и натертости, которые приходится прятать под одеждой.
- Ёдзи, освободи меня… - шепчет несгибаемый Абиссинец. В его голосе слышится испуг и самая настоящая мольба.
Вместо ответа Балинез склоняется над своим командиром; в его руках черный кожаный ошейник, усаженный шипами, от ошейника тянется короткий поводок. Одно движение – и кожаная полоска застегнута на белой шее. Ая оборачивается и недоуменно смотрит из-под ресниц. Он сейчас так беззащитен, такой голый и уязвимый, что сердце Ёдзи сладко сжимается в предвкушении того, что еще можно сделать с этим длинным белым телом. Сердце и яйца – они уже ноют, болезненно и тяжело, они наполнены до предела, и эта боль отзывается тянущим ощущением внизу живота.
Ёдзи многообещающе улыбается – он отплатит Фудзимии за свою боль, оторвется по полной программе - и Ая, поймав эту улыбку, вздрагивает всем телом.
- Ёдзи, прошу тебя, пожалуйста…
Голос все тише, должно быть, Абиссинец уже сам не верит, что выйдет из этой комнаты живым.
- Конечно, сладкий, обязательно! Позже, много позже! – ухмыляется Кудо.
Ёдзи чувствует себя сейчас неотразимым - низко сидящие кожаные штаны, кожаная безрукавка, кожаные напульсники устрашающего вида, сапоги на платформе, с высокой шнуровкой, волосы привычно стянуты в хвост. Кудо поигрывает плеткой, нарезая круги вокруг согбенного Фудзимии, наслаждается ощущением власти над тем, чье дурное настроение и холодность ему приходится выносить день за днем. Наконец, он заносит плеть и бьет Аю поперек спины, хлестко и размашисто. Не ожидающий такого Фудзимия вздрагивает и шипит сквозь зубы. Спину прочерчивает красная полоса.
- Ёдзи, ну зачем… - жалобно шепчет Ая, но Кудо отгоняет от себя неуместную жалость и продолжает расцвечивать алым его спину и ягодицы. Фудзимия уже не просит пощады, с его губ срываются стоны, то и дело переходящие в жалобное поскуливание, звуки становятся все более эротичными и завлекательными. Наконец, Ая вскидывает вверх пылающую задницу и …
- Балинез, твою ж мать, о чем ты вообще думаешь? – сдавленно зашипел Абиссинец, одним ударом развалив от шеи до паха не замеченного размечтавшимся Кудо боевика.
- А? – подскочил тот, растерянно оглядываясь. – О, Абиссинец, я и не заметил, как ты подкрался!
- Ты свою смерть не заметишь в таком состоянии, идиот!
Балинез расстроено воззрился на мечника – мега-сексуальный образ, только что любовно нарисованный богатым воображением плейбоя, совершенно не совмещался с реальным человеком. Фудзимия был мрачен, решителен и настроен сугубо недружелюбно – в данный момент он крошил в капусту неосмотрительно окруживших его якудза. «Бедняги, они не поняли, с кем связались», - ухмыльнулся Кудо, привычно вытаскивая сигарету и закуривая.
Абиссинец перетянул на себя всеобщее внимание, и Ёдзи воспользовался случаем отдохнуть и полюбоваться на феерическое зрелище. Он привалился плечом к стенке ангара, с удовольствием сделал затяжку. Дым поднимался к металлической крыше, рассеиваясь под потолком, между швеллерами, на которых крепились неоновые светильники. Кудо забрался с ногами на ящик с оружием, повозился немного, устраиваясь поудобней, и засмотрелся на смертоносный вихрь, в который превратился напарник. Мысли привычно потекли в обычное русло, начавшись с того места, на котором их насильственно прервали.
.....Наконец, Ая вскидывает вверх пылающую задницу, и Ёдзи оглаживает ее широким хозяйским жестом, с замиранием сердца ощущая пальцами, как подрагивает под скупой лаской разгоряченная кожа. Спина у Фудзимии сплошь покрыта красными следами от плетки, и даже кое-где поверх воспаленной кожи, словно росинки, набухают алые капли. Волосы на затылке потемнели от пота и торчат в стороны неаккуратными патлами, он с такой силой цеплялся за батарею, что ободрал кожу на запястьях и раскровянил кончики пальцев.
Ёдзи вытаскивает из кармана тюбик со смазкой, выдавливает ее на пальцы и оглаживает плотно сжатую дырочку.
- Ёдзи, ох, Ёдзи… - потрясенно шепчет его мечта и сжимает плоть вокруг пальцев Балинеза. – Еще, ну пожалуйста, Ёдзи…
Кудо толкается пальцами внутрь, раздумывая, не стоит ли применить кляп, но все же решает отказаться от этой соблазнительной мысли – возможность слышать голос Аи, умоляющий, жалобный, страстный, гораздо важнее всяких там понтов. И Ая не дает ему повода пожалеть о своем решении – он стонет и поскуливает, насаживаясь на ласкающие его изнутри пальцы, а когда Фудзимия начинает требовать большего, Ёдзи достает припасенный заранее вибратор и вводит ему в анал. Ая выдыхает, тяжко и надрывно, стонет, поводя задом, как течная сука, пряча лицо в упавших вниз волосах, кричит и требует еще, и Ёдзи, наконец, исполняет его желания, отбросив прочь пластиковую игрушку и заменив ее собственным, истекающим желанием, членом.
Увлекшись приятными мыслями, Кудо не заметил, что Ая уже управился со своими противниками, завершающим жестом отряхнул катану от крови и недобро уставился на сидящего с мечтательным выражением лица Ёдзи.
- Балинез!
Не увидев ожидаемой реакции, Абиссинец подошел ближе и в сердцах толкнул Кудо в плечо.
- Ты заснул, что ли, придурок?!! Поднимайся, зад отсидишь!
Ёдзи поглядел на Фудзимию шальным, совсем расфокусированным взглядом, согласно кивнул и спрыгнул с ящика, на котором сидел. Настроение у него было безоблачное, все потому, что упрямая мечта на сей раз никак не хотела уступать место суровой реальности. Подобное легкомыслие объяснялось просто: на прошлой неделе Кудо случайно наткнулся на любопытную телепередачу о материализации желаний. Как следует вникнув в метод визуализации, Ёдзи с присущим ему азартом принялся претворять его в жизнь. В результате он спал наяву и наяву грезил, а вожделение, испытываемое им к лидеру группы, стало всеобъемлющим и умудрилось отодвинуть на второй план все остальные потребности исстрадавшегося по большой и чистой любви организма.
Фудзимия, готовый пререкаться дальше и, вопреки привычному ходу вещей, не встретивший со стороны напарника ни малейшего возражения, слегка удивился и посматривал на Ёдзи с легкой опаской всю дорогу.
Балинеза это заводило еще больше, а он и так был распален до крайности. Возбуждение бродило в крови пенной брагой, кружило голову и срочно требовало выхода. Ая, такой строгий с виду и такой развратный на деле, казался ему верхом совершенства, и плейбой уже забыл, что оргия происходила исключительно в его воображении.
- Что случилось, Кудо? Что ты на меня пялишься? – холодновато спросил Фудзимия, оказавшись в машине.
- Да вот, думаю… - неопределенно ответил Балинез, не сводя с Абиссинца сияющего взгляда.
- Хн?
- Думаю, как охуительно смотрелись бы на твоей коже бондажные узлы! – мечтательно сообщил Ёдзи.
Фудзимия замолчал, а его прищур прибрел опасную остроту.
- Не понял, повтори-ка еще раз, - предложил он через минуту. - Что ты там такое говорил? Какие-такие узлы?
- Бондажные, - ответил Кудо, безмятежно разглядывая прекрасное лицо своего возлюбленного. - Впрочем, если ты не готов к шибари, то для начала мы можем обойтись простыми наручниками.
Остаток пути проделали в молчании - Кудо, сообразив, что именно сболтнул, ожидал применения санкций в виде внеочередного дежурства по магазину (и это в лучшем случае), а Ая — изредка поглядывая в сторону напарника с непрницаемым выражением на лице.
- Ая, я пошутил, - смиренно сказал Ёдзи, когда за ними закрылась входная дверь. - Это все адреналин, обещаю исправиться.
Фудзимия, не слушая, схватил его за грудки и, вплотную приблизив свое лицо, так, что Балинез с замиранием сердца уже решил, что сейчас его поцелует, шепнул:
- Пошли, расскажешь!

Ёдзи лежал голый, растянутый на кровати крестом и пристегнутый к ней пушистыми меховыми наручниками. Мех приятно щекотал кожу. Плейбою было удивительно, что он оказался в таком положении, вроде, только что они сидели на кровати в Аиной комнате, рядом, и Ёдзи с восторгом неофита рассказывал Фудзимии о методике получения желаемого, и вдруг — раз, и он лежит раздетый, в такой вот стремной позе, а Ая...
Ёдзи сглотнул и перевел испуганный взгляд на Фудзимию. Тот стоял над распростертым напарником, держа в руке кошачью дразнилку — пучок цветных перьев, насаженных на длинную тростинку — и взгляд его не обещал ничего хорошего.
- Наручники, значит, - задумчиво произнес Ая и коснулся перышками Ёдзиной ступни. - Я тебе покажу — наручники!
Перышко перекочекало на внутренний свод стопы, легонько оглаживая его. Ёдзи захихикал и поджал пальцы на ногах. Ая продолжил обрабатывать другую ногу.
- Ая, ну не нааадо! Ну Ая! Ну Айяйяйяйа!!! Ая!!! Я щекотки боюсь!!!
Ёдзи всем телом уворачивался от безжалостной игрушки. Фудзимия перешел от ступней на внутреннюю сторону бедер, потом к мошонке, покружил на лобке. В глазах его бегали бесенята.
Наконец, он отбросил игрушку в сторону и коснулся рукой Ёдзиного члена. Несколько движений — и Кудо, замолчав, уставился на Абиссинца круглыми глазами.
Фудзимия невозмутимо снял футболку и джинсы и оседлал бедра Балинеза, наощупь затолкал в себя пальцы. Рот его приоткрылся, а голова запрокинулась назад, и Кудо с шумом проглотил слюну, сообразив, что сейчас произойдет. Ая разрабатывал себя, искоса взглядывая на лежащего под ним Ёдзи, а потом насадился на его член, и плейбой кончил бурно, как подросток, едва успев дотронуться головкой до его ануса.
- Ну ты скорострел, - насмешливо фыркнул Фудзимия, вытираясь салфеткой. - Ты что думаешь, я настолько щедр, что каждый раз буду уступать тебе возможность побыть сверху?
- Это значит, - сообразил Ёдзи, - что у нас он будет — этот «еще раз»? Ты согласен на долгие отношения?
- Увидим, - неопределенно ответил Ая, - но пока тебя придется наказать.
- Давай, вставь мне уже, Ая! - шепнул Ёдзи.
И когда он, справившись с первой обжигающей болью, уже стал различать зарождающийся внутри себя кайф, и черный яд, выедавший его изнутри, сгорел в пламени оргазма, а потом Фудзимия заснул, уткнувшись лицом ему в грудь и обняв за талию, Ёдзи еще долго лежал и думал, что, хоть методика и сработала почему-то с точностью до наоборот, но ведь сработала же! А про бондаж можно будет подумать и потом.
Конец.

@темы: Слеш, WK, Фанфикшн

---

Настоятельная потребность пожаловаться на жизнь. Сижу за очередным украшением из сутажа со стразами. Хотелось его очень, но все откладывала на потом - знаю эту мерзкую "привычку" сутажа - выпускать наружу белую жилку из-под шелковой обмотки. Как ни старалась - все равно видно белые заломы. Борюсь с желанием порезать все к коврюжьей матери. А ведь такая красивая была задумка! Как у других людей все получается, а? аккуратно, без заломов? может, сутаж другой? Какой-нибудь французский, например?

---

Кажется, фикбук в очередной раз убили. ((( не могу войти.

---

Как убить внутренний голос, зудящий "у меня все равно не получится, не стоит и начинать!"?
Я столько всего хочу успеть! У меня даже припрятаны флизелиновые обои, чтобы нарисовать на них что-нибудь монументальное и жутко красивое, такое, что можно и на батик... Но проклятущий внутренний голос отговаривает.
Да я знаю, что ничего не выйдет, ну знаю! Но руки зудят...

---

Таро Языческих Кошек

Получить свою карту

---

Новый Год традиционно притащил с собой болезни, правда, старые. Воспалилась киста под коронкой, и мне пришлось вплоть до сегодняшнего дня искать в квартире пятый угол от боли. Трудно соображать, вести осмысленные диалоги и вообще как-то существовать, когда нёбо наливается отёком и ноет уже вся челюсть.
Наконец, измученная я решилась на визит к дантисту.
Почти все клиники рядом с домом оказались закрыты на выходные. Я нашла-таки одну работающую, и муж меня туда повёз.
Если вкратце, то с проклятущим зубом пришлось расстаться. Короче, можно меня поздравить - я сегодня удалила первый в жизни зуб! Сижу с огромной дыриной в челюсти и тащусь, потому что у меня наконец ничего не болит!
Это потом нужно будет подыскивать импланты... или съёмный протез.... а сейчас у меня ничего не болит (ну, почти), и я счастлива!

---

Погадать

---

Ваш подарок

---

31.12.2014 в 14:34

Пишет  Daimahtri:

Снежный кот-мотиватор

Закончился один год и начинается другой.
Знаете, не всё было гладко, конечно.
Но было и хорошее, и мы все ходили своими дорогами, взбирались и прыгали, а иногда летали.
И действие порождало результат.
Этот кот нарисован для всех вас — знакомых и незнакомых, близких и далёких.
Репостните его себе, пусть напоминает о том, что всё в ваших руках.
Поздравляю вас с Новым Годом!

---

вот уж повезло!

Кто сидит у вас под ёлкой?

---

подарочное

Алиса, я снова не утерпела. Хотела тебе на день варенья отхэппибёздить, но том ещё что-нибудь придумаю.
Это арт к фику "Всё, что угодно", первая глава. Осваиваю окрашивание, не всё мальчишкам чёрно-белым бегать.

@темы: WK, Арт, Рисовальное

---

прямо в тему!

02.06.2014 в 19:24

Пишет  Alex Beast:

Я б написал стихи и прозу,
Красивый, чувственный сюжет,
Но с грустью кликаю на порно,
И в голове одна хуйня.

---

Получить новогоднее предсказание из Диканьки!
Другие тесты от Ланы Тайгес

---

Шуба

Возник разговор на тему кавайства и милашества любимых мальчиков, особенно если их одеть в шубу на голое тело. sword777.diary.ru/p200288675.htm?nocache=547d53...
В процессе хулиганства написались две зарисовки, мааааленькие такие. Совсем безобоснуйные.
Пока облагодетельствованы Фудзимия и Кроуфорд, но в дальнейшем планируется наделить шубами всех участников концессии.
Прошу неравнодушных людей присоединяться ))).
Добавила Оми!
Добавила Фарфарелло.
Добавила Кэна.
Добавила Наги.
Добавила Шульдиха!
Добавила Ёдзи!!
1.

Ая

В этот раз голос с экрана был странен. А инструкции - расплывчаты и невнятны. Но Абиссинец всё же возражать не стал – не в этот раз. Почему-то именно этому голосу, непонятного тембра, он не мог сопротивляться.
Вот и сейчас – Ая просто повиновался, не задумываясь. Он разделся догола, обул свои сапоги для миссий и вместо плаща надел длинную шубу. Пушистый лисий мех щекотно грел шею и смешивался с его волосами. Ая подавил смешок, возникший из-за щекотки, и взял в руки сумку. Голос сказал, что в ней спрятано смертоносное оружие, и доставать его следует непосредственно на виду у противника. Абиссинец недоверчиво покрутил кожаную, отделанную бронзовыми бляшками, сумку. Внутри что-то брякнуло. Ая пожал плечами и пристроил её себе на пояс, под шубу.
На миссию он выехал один. Пошёл снег. Ветер кидал снежные хлопья охапками в стекло Порша, и Абиссинец, всматриваясь в пушистую мглу вокруг, как-то забыл о том, что так и не узнал о цели миссии. Голос почему-то уделил время относительно Аиной экипировки, и умолчал о главном – о том, что ему следует делать. Хорошо хоть маршрут был Ае откуда-то знаком.
Ая остановил машину возле небольшого двухэтажного домика. Крыша уже тонула в снегу, да и подъездные дорожки порядком замело. В комнатах на первом этаже горел свет.
Абиссинец машинально вытер ноги о коврик и осторожно толкнул дверь. Внутри уютно пахло ванилью и корицей.
- Кто там? – послышался хорошо знакомый голос. – Да неужели…
Навстречу Вайссу вышел Кроуфорд в белом фартуке. Рукава его рубашки были засучены, а руки по локоть испачканы в муке.
- Абиссинец? Наконец-то, - сказал он.
- У меня миссия, - Ая с трудом вытолкнул из лёгких ставший вязким воздух. И распахнул шубу, совсем не соображая, что под ней ничего нет.
- Ох, - сказал Шульдих, замирая в проёме кухонной двери.
Ая моргнул и потянулся за сумкой. Почему-то смертоносное оружие показалось ему лучшим средством от смущения.
Он сунул руку внутрь и укололся.
- Ай! – не сдержался он.
- Больно? – Кроуфорд вмиг оказался рядом, мягко обнял, и Ая сам не понял, как сумка оказалась в руках оракула. – Сейчас я подую, и всё пройдёт.
Брэд взял Аю за руку и поднёс к губам уколотый палец. Абиссинец поначалу проникся моментом, но, когда Кроуфорд, приободрённый молчанием Охотника Света, пошёл на окончательное сближение, пришёл в себя и начал отбиваться и требовать назад свою сумку.
Поздно – Шульдих уже прибрал её к рукам и тщательно осматривал содержимое. Заинтригованные Шварц собрались вокруг телепата, изучая кучку вещей, вываленную из сумки Фудзимии посреди коридора. Сам Абиссинец, едва отбившись от настойчивого Кроуфорда, присел рядом и с интересом уставился на:
Костяной крючок, шило, набор перламутровых пуговиц, странного вида кожаный мешочек, керамическую фигурку в виде безголовой и безрукой женщины с огромной грудью и ляжками, стеклянный флакон с надписью маркером «афродизиак», и, что самое странное – фиолетовую губную помаду.
Ая помотал головой. Он так и не мог понять, для чего Голос подсунул ему все эти вещи.
- И не пытайся, - бархатно шепнул на ухо Кроуфорд и потянул Аю наверх, в спальню.

2.

Кроуфорд

Кроуфорд сидел у камина и не знал, что ему делать. Вечер, начавшийся так прекрасно, был безнадёжно испорчен.
Камин кидался жаром, искрил и подначивал, язвительно показывая горячий красный язык.
Диван был мягок и удобен, в руке Кроуфорда неспешно нагревался бокал с хорошим портвейном, а на столике перед ним была раскидана партия в преферанс.
Вокруг расположились друзья. Они улыбались, шутили и буравили Кроуфорда взглядами. Брэд отсалютовал бокалом и, приторно улыбаясь, отхлебнул напиток.
«Этих бы друзей!» - с горечью подумал он, красочно представив, что именно он сделал бы с лицемерами.
Дело в том, что Кроуфорд, садясь ввечеру за игровой столик, понадеялся на свои способности. Как оказалось, весьма зря – его обыграли так, что не оставили на нём даже нитки. С огромным трудом Кроуфорд сумел отыграть назад шубу, в которую и кутался теперь, шевеля пальцами босых ног и стараясь не хмуриться.
Однако, время шло, а каким образом добраться до дома в пух и прах проигравшемуся оракулу, он ещё не придумал.
Внезапно новое лицо, появившееся в этой милой компании, приковало к себе всеобщее внимание. Пользуясь тем, что присутствующие отвлеклись, Кроуфорд встал с дивана, запахнул поплотнее шубу и решительно шагнул к двери.
- Так и пойдёшь – босиком? – поинтересовался низкий голос.
Кроуфорд оскалился как можно вежливее и повернулся к говорящему. И опешил – Фудзимия, одетый в чёрный смокинг, с алой камелией в петлице, производил ошеломляющее впечатление.
Ая очень приветливо улыбнулся в ответ.
- Поехали, я за тобой. Мы же не хотим, чтобы тебя разбил радикулит?
Кроуфорд скрипнул зубами, но вскинул подбородок и прошествовал вперёд, как мог, печатая шаг босыми ступнями. Чтобы Фудзимия не думал, что спасает его от стужи, Брэд даже распахнул шубу. Он с трудом заставил себя идти по присыпанному снегом асфальту, не подпрыгивая на месте от жалящих ледяных прикосновений.
Ая открыл перед ним дверцу машины, и Кроуфорд величественно погрузился в её нутро.
- Ты неотразим, - услышал он, когда Фудзимия выруливал со стоянки.
- Что? – Брэд подумал, что ослышался. – Что ты сказал?
- Я сказал, что эта шуба тебе очень к лицу, - серьёзно ответил Фудзимия и поставил машину на ручник. Потом он всем корпусом повернулся к Кроуфорду и поцеловал его в губы.
- Это чтобы ты не заболел, - добавил он, отстраняясь. – Помогает, знаешь ли.
- То есть, ты это средство от простуды испробовал на себе? – поднял брови Кроуфорд, чувствуя, как где-то внутри закипает чистая ярость. – С кем это?
Ая промолчал. Авто неслось по улице. Внутри Кроуфорда всё кипело. Он едва дождался, когда Ая заглушит двигатель, придвинулся к нему, схватил за грудки и впился в его рот.
Шуба съехала по локтям вниз. Кроуфорд оторвался от Фудзимии, лишь для того, чтобы перебросить её на заднее сиденье, и приглашающим жестом потянул Аю назад.

3.

Оми

Пол холодил ступни. Мальчик не чувствовал этого, как не видел вокруг темноты пустых комнат, как не отдавал себе отчёта, что идёт по лунному лучу. Его глаза были широко открыты, но, несмотря на это не видели ничего.
Обнажённое тело белело в темноте, бесшумно продвигаясь анфиладой комнат к тронному залу. Оми безошибочно нашёл стоящий на возвышении трон. Мальчик подошёл к нему. С резной спинки небрежно свисала пушистая шуба, горностаевая, белая, с чёрными хвостиками. Оми, наконец, заморгал и очнулся. Стал озираться вокруг, не понимая, как попал в это место. Его кожа покрылась пупырышками – в замке было холодно. Стояла зима, и ветер завывал в трубах, выстуживая каменные, никогда не прогревающиеся до конца, стены.
Оми клацнул зубами и вскарабкался на трон, потянул за меховую полость. Шуба послушно соскользнула на сиденье, крытое алым бархатом. Оми поспешно схватил её и закутался с ног до головы.
Мех был невероятно нежным на ощупь и лёгким, точно облако. Мальчик даже зажмурился от наслаждения. Его окутало теплом и лаской. Оми постоял так немного, привыкая и помимо воли расслабляясь. Но вскоре, согревшись, он решил осмотреться получше. Он по-прежнему не понимал, каким образом попал в это место.
За троном обнаружилась ниша, прикрытая от любопытных глаз выступом в стене. Оми проскользнул туда, зажёг оставленный кем-то факел и осмотрелся. Это было маленькое помещение, без окон. Стены, задрапированные фиолетовым шёлком, в свете факела казались живыми – драпировки колыхались от сквозняка жуткими щупальцами. Посреди комнаты стоял алтарь, а на нём Оми с изумлением увидел хрустальный ларец. Мальчик поднял крышку. На бархатной подушке в ларце лежал человеческий череп. Его, словно в насмешку, венчала корона. Повинуясь безотчётному порыву, Оми надел корону на свою голову, и ему показалось, что череп как-то особенно мерзко ухмыльнулся ему. Мальчик бросил взгляд на ларец и похолодел. Надпись «Такатори Сюити», катаканой и на латинице, замерцала-зазмеилась на крышке.
- Вот как? – произнёс Оми, и взял в руки череп, пристально вглядываясь в пустые глазницы. – Вот и нашёл покой, мой странный покровитель. Зачем я здесь? Скажи? Не скажешь, ты ведь мёртв. А я… Кто я такой? Твой родич? Душегуб? А может, принц наследный? Ты дядя мне? Отец! Всё время забываю.
Череп хранил молчание. Корона была тяжёлой и жёсткой. Кроме того, она норовила съехать на бок, что никак не соответствовало трагичности момента. Оми прервал свою речь, пожал плечами и вернул череп на место.
Раздался грохот. Стены дрогнули, посыпалась пыль. Оми выбежал в центр зала, озираясь, но никого не увидел. Некая сила приподняла его над полом.
- Кто здесь? – крикнул Оми, придерживая царский венец. – Выходи! Я тебя не боюсь!
Перед ним стоял Наги и безучастно разглядывал парящего над полом мальчишку.
- Ты? – изумился Оми. – Что ты здесь делаешь?
- Оми-кун, - строго сказал Наоэ, - нельзя ходить босиком по холодному полу. Ты простудишься.
Оми ошеломленно перевёл взгляд на свои ноги. В самом деле, теперь, когда он висел в воздухе и его ноги не касались пола, ему стало значительно теплее.
- Ты что, ради этого… - начал он и замолчал – воздух задрожал, вокруг потемнело, и Оми провалился в уютную темноту.
Будильник дребезжал, как подорванный. Хороший мальчик Оми швырнул в него подушкой, не открывая глаз. Что характерно – попал с первого раза, сказывался опыт. Будильник обиженно брякнул и заткнулся. Оми поворочался на постели, потом всё же сел и выпростал руки из-под одеяла. Когда он всё же открыл глаза, то едва сумел сдержать вскрик – поверх одеяла лежала большая, не по размеру, белоснежная шуба. Отделанная на воротнике чёрными хвостиками.

4.

Фарфарелло

Снег, чистый, искристый, холодный. Тонкий наст не успевает провалиться под мягкими подушечками лап, даже подпружинивает слегка. Одноглазый летит вперёд, и мороз легонько кусает его за морду, словно поторапливая.
Его не нужно торопить. Он и так неотвратим и безжалостен, словно смерть. Одноглазый несётся вперёд, по следу обезумевших от ужаса единорогов. Они такие белые, что почти сливаются со снежным фоном, и только след, глубоко продавленный в насте, выдаёт их.
Фарфарелло чует их запах, и запах опередившего его вожака. Позади летит отставшая стая. Одноглазый мерно отталкивается лапами, снова и снова, и когда вожак, оставленный позади, гневно взрыкивает на него, только прибавляет ходу. Ему всё равно, что после гонки придётся сражаться с вожаком и победить его, это будет потом – достойное завершение удачной охоты.
Одноглазый поравнялся с добычей. Он пролетает мимо бегущего из последних сил жеребёнка, не обращая внимания на кобылицу, и настигает ведущего. Великолепный самец рассекает грудью пространство, хрипит, из-под его копыт летит снег. Одноглазый примеривается и прыгает ему на круп. Единорог встаёт на дыбы, лягается, стараясь скинуть белого волка, но тот лишь ещё сильнее вгрызается в мускулистую шею добычи. Его мотает, словно тряпку, и не единожды волк соскальзывает задними лапами на землю, при этом не разжимая челюсти. Он знает, что стоит только упасть, и жеребец мигом перебьёт ему позвоночник ударом копыта.
Наконец обессиленное животное хрипит и валится на бок. Фарфарелло едва успевает вынырнуть из-под туши, как на него с рычанием обрушивается подоспевший вожак.
С тихим щёлканьем Белый Волк выпускает стальные когти. Его движения становятся плавными, словно он кружит под водой, с морды капает свежая кровь единорога. Вожак не выдерживает и кидается первым. Одноглазый прыгает навстречу, встречает его в воздухе и сшибает наземь. Один укус – Фарф рвёт горло тому, кто бросил ему вызов.
Подошедшая стая выражает одобрение нестройным воем. Одноглазый может быть спокоен – никто не покусится на его добычу, все будут ждать, чтобы он, как вожак, выделил им долю. Фарфарелло встаёт на задние лапы, и облик оборотня стекает с него, белая шуба мягко падает в снег. Белый Волк обтирает снегом обнажённое тело, стирая кровавые разводы. Кожа горит. Он смеётся, подбирает шубу и накидывает её сверху, как плащ. Он счастлив.

5.

Кэн

Ревущая важно ступала по тонкому слою снега, время от времени наклоняя голову и слизывая снежинки нежным кончиком хобота. Кэн покачивался на её спине, и это мерное движение то и дело погружало его в дремоту. Кэн клевал носом, потом встряхивался и протирал глаза, вымученно улыбаясь. Он как следует не ночевал на твёрдой земле уже с неделю – спал урывками, не вылезая из седла, благо Ревущая не нуждалась в том, чтобы ложиться – спала стоя, и вес всадника для её мощных ног был ничтожно мал.
По следу Кэна шла Стая. Он уже давно проклял тот день, когда забрёл на их охотничью территорию, прельстившись знатной добычей – рог единорога считался сильным амулетом, да и оружие из него выходило превосходное. Кэн так и не успел поохотиться.
Стаю вёл молодой вожак - белый как снег, огромный и одноглазый. Кэн разглядел его издали, пересекая горный хребет. Вожак бежал так, словно вместо живой плоти его шкура обтягивала стальные мышцы. Казалось, он не уставал, не нуждался в отдыхе и еде. Кэн знал, что рано или поздно, но зверь его догонит, и тогда ему придётся принять бой.
Сидя на спине мамонта, Кэн затачивал когти, приваренные к кастету, и старался не думать о том, что этот бой, судя по всему, станет для него последним.
Некоторое время назад у него появилась надежда. Стая отставала, не вынеся гонки. Теперь по его следу шёл один вожак.
Они встретились в долине, там, где горы ложатся, словно усталая кошка, приникают к земле, протягивая пальцы холмов к излучине реки.
Кэн ещё издали заметил вившуюся по земле позёмку, отмечающую тот путь, по которому бежал белый волк. Он остановил Ревущую и спешился. Выбрал удобное место и встал так, чтобы спину прикрывал выступающий гребень скалы.
Волк надвинулся внезапно – вот только что его не было, и вдруг – стоит, глаза в глаза, и щерит белые клыки, и алый язык змеёй мечется в пасти.
Кэн даже засмотрелся. А потом волк встал на задние лапы, шкура сползла с него на землю, а его силуэт потёк, меняясь на глазах, и вскоре перед Кэном предстал человек. Совсем ещё молодой, немногим старше самого Кэна. Обнажённая кожа покрыта страшными шрамами, и самый неприятный – на лице, скрывает вытекший глаз.
Оборотень ухмыльнулся, вытянул руку и выпустил когти.
- Я понял, - ухмыльнулся в ответ Кэн. Внезапно ему стало всё равно, кто победит в грядущей схватке. Гораздо важнее показалось выплеснуть наконец свою силу, и поставить точку в этом затянувшемся преследовании.
Оборотень стоял и ждал чего-то. И тогда Кэн скинул с себя рысью шубу, а за ней безрукавку из воловьей кожи и наручи. Оборотень одобрительно улыбнулся и кивнул. Кэн азартно разулся и снял штаны и рубаху, разделся полностью, не желая в этом отличаться от своего врага, оставил только кастеты. И тогда, ощущая обнажённой кожей поцелуи зимы, кинулся на оборотня.
Смешалось всё – небо, земля, снег и воздух. Кэн пел песни каждым своим движением, его когти секли воздух, ища крови и всякий раз обманываясь. Оборотень танцевал вокруг. Его когти уже не раз достали Кэна, вычерчивая на его коже алые узоры, но так неглубоко, словно он ласкал, а не бил. Наконец, когда Кэн уже не чуял под собой ног, а снег вокруг него расцветился красными каплями, оборотень остановился. Кэн по инерции налетел на него, впечатался всем телом и был пойман поперёк туловища.
- Что? – прохрипел он. – Уже раздумал меня убивать?
Оборотень насмешливо сверкнул здоровым глазом и подтащил свою жертву поближе к скале. Потом усадил на свою шубу и старательно закутал. Было так тепло и спокойно, что когда Ревущая подошла и тронула Кэна за щёку хоботом, он уже спал. А оборотень сидел рядом и смотрел на высыпавшие на небо звёзды.

6.

Наги

Наги никогда раньше не думал, что будет завидовать Фарфарелло. Раньше, но не теперь. Теперь же у него была маленькая комната без окон, обитая мягким пружинящим материалом, и смирительная рубашка, куда его запаковывали точно также, как берсерка. Но берсерка не всегда связывали и не всегда кололи лекарства. А Наги постоянно держали на наркотиках, подавлявших его волю и сознание – ведь он был опасен, даже будучи обездвиженным, связанным и с повязкой на глазах.
Нельзя сказать, что он всё время спал. Большую часть времени его дух блуждал между сном и явью, пытаясь сбросить с себя оковы грёз и пробудиться. Иногда Наги просыпался, и в такие минуты зашедшие к нему охранники падали на мягкий пол психбольницы, не успев даже вскрикнуть, вытолкнуть воздух из раздавленных гортаней.
Укол – и яд бежит по венам. Наги закрывает глаза – всё равно потолок кружится и падает вверх вместе с Наги. И Наги видит себя со стороны. Вот он идёт по снежной пустыне, и всё кругом белое-белое, и очень холодное. Наги чувствует холод снаружи и внутри, его бьёт озноб, а сердце словно покрывается корочкой льда. Наги ищет дорогу среди белого марева, ему хочется выбраться отсюда. Проходят часы и дни, и наконец он находит узкую протоптанную тропку. Он идёт по ней, и внезапно выходит к замку, продуваемому всеми ветрами. Наги так рад, что монотонная равнина сменилась другим пейзажем. Он входит в замок и видит Оми, и понимает, что проник в его сон.
Вначале ему даже весело, это как игра, ни к чему не обязывает, но потом он начинает чувствовать досаду и злость – на то, что он бессилен изменить и выбраться отсюда в реальность. В этот момент замок дрожит и исчезает, сменяясь привычной снежной пустыней.
- Останься со мной, мальчик! – слышит Наги.
Это говорит женщина, очень красивая, одетая в сверкающий белый мех. На её голове возвышается диадема, переливающаяся, точно северное сияние. Её улыбка прекрасна и холодна, её глаза безразличны, а когда она говорит, из её уст не вырывается пар.
- Кто ты? – спрашивает Наги.
- Я – Снежная Королева, - отвечает женщина горделиво.
Идёт время, но Наги не чувствует его. Он бродит по снежной равнине, изредка проваливаясь в чужие сны и всякий раз с замиранием сердца надеясь, что это – выход из лабиринта. И всякий раз обманываясь.
- Скажи мне, сколько ещё здесь блуждать? – наконец спрашивает он, когда в очередной раз сталкивается со Снежной Королевой.
- Вечность, - смеётся она, и воздух дрожит от её смеха и вторит ей.
Наги задирает голову вверх. Снежинки падают на лицо и тают без остатка. Всё вокруг белое, белое на белом. И когда среди белого Наги ловит яркий оранжевый отблеск, он поначалу не верит своим глазам. Но вот, снова и снова, оранжевое просачивается между белёсых облаков солнечным бликом, и Наги слышит знакомое:
- Мелкий, вставай!
И тогда он поднимает руки, и сила выбегает из кончиков его пальцев. И слово «Вечность», слепленное из ледяных глыб, разлетается на куски.
- Мелкий, вставай, просыпайся! Ну что же ты, а?
Наги улыбается и открывает глаза. Веки тяжёлые, словно весят каждое по полтонны. Над ним склонился Шульдих, и его волосы елозят Наги по лицу, щекочут нос. Комната разгромлена, Шульдих подхватывает Наги на руки и несёт прочь. Наги удовлетворённо вздыхает и снова закрывает глаза, уже не боясь провалиться в снежную пустыню. Он не видит трупов охранников у своей двери. Он спит, чувствуя на плечах тяжесть снежной шубы. Но это ненадолго. Просто остатки тяжёлого сна.

7.

Шульдих

Старому антиквару просто не повезло. Не повезло в тот момент, когда им заинтересовался некто Судзуки, а ещё больше – когда этот Судзуки нанял Шульдиха.
Господин Тарада жил в доме, оборудованным прекрасной суперсовременной сигнализацией. Кроме техники его покой охраняли три охранника и два добермана. Шульдих, знакомясь с досье, счёл, что для простого антиквара это всё же как-то слишком.
Свои претензии по этому поводу он высказал маленькому человечку, уже загнанному в угол и даже не молящему о пощаде. Вряд ли несчастная жертва услышала то, что ей раздражённым голосом пытался втолковать рыжий убийца перед тем, как пустить между глаз последнюю пулю.
Шульдих убрал пистолет в кобуру и шагнул к сейфу. Он был распахнут, показывая хранящиеся в чреве сокровища. Телепат сразу увидел то, ради чего всё затевалось – небольшой кляссер, в переплёте из вишнёвого сафьяна, с драгоценными для коллекционера марками. Шульдих убрал альбом во внутренний карман пальто, пошарил ещё, и вскоре стал обладателем шкатулки со старинными драгоценностями.
Он уже хотел уходить, но кинув последний взгляд на убитого, что-то почувствовал. Антиквар лежал, подобрав под себя ноги и руки, словно что-то скрывал под своим телом. Из-под него виднелось что-то яркое. Шульдих перевернул тело и пожал плечами – в холодеющих руках Тарада стискивал меховую шубу ярко-вишнёвого окраса.
Телепат усмехнулся и высвободил из его рук то, что тот так старательно прятал, словно эта шуба была здесь самой ценной вещью.

Дома Шульдих принял ванну, пропустил рюмочку коньяку, стоя на кухне в одном халате, потом расстелил свою находку на диване и подробно её рассмотрел. Впрочем, он не нашёл ничего особенного – шуба как шуба. Слишком яркая, чтобы её можно было носить мужчине, и тем не менее совершенно точно мужская.
Шульдих взял её в руки и поднёс к лицу. Мех пах чем-то горьковатым, словно полынью или какими-то пряностями, и был очень телепату к лицу.
Шульдих никогда не страдал от ложной скромности, считая себя – и не без оснований – весьма красивым мужчиной. Ему не хватало маскулинности Кроуфорда, но взамен у него было нечто другое, чему трудно найти название и определение. Его андрогинная красота, одновременно хрупкая и твёрдая, как алмаз, его взгляд, в котором всегда читалось некое превосходство, его улыбка, откровенная и жестокая. Шульдих мог позволить себе любые погрешности против хорошего вкуса – на нём смотрелась даже жёлтая бандана в сочетании с белым костюмом.
Шульдих скинул халат и надел шубу, застегнул пуговицы. Мех мягко обнял за плечи, прильнул к коже, и телепату стало жарко, словно на нём было электроодеяло, а не обычная шуба. Тем временем мех распушился, и теперь из шубы виднелось только лицо, кисти рук да босые ступни.
Шульдих полюбовался на себя в зеркало и реши уже снять обновку, зашарил в поисках пуговиц, но ничего не нашёл. Он ошеломленно рванулся из шубы и закричал от боли – казалось, что проклятый мех прирос к коже миллионами нервных окончаний. Пот залил глаза.
Шульдих упал на колени и захныкал. Творилось что-то непонятное, чему он, человек, искушённый во всяких жизненных мерзостях, не мог подобрать подходящего определения. Сейчас он сто раз проклял себя за то, что взял заказ втайне от Кроуфорда. Но ничего, нужно только добраться до телефона…
Мех пророс на руках и ступнях, превращая человеческие руки и ноги в лисьи лапки. Шульдих уменьшился в размерах, сзади зазмеился хвост, лицо вытянулось в узкую хитрую мордочку.
Когда Кроуфорд, не сумев связаться с телепатом, на следующее утро переступил порог комнаты, ему под ноги кинулась лисица синтетического ярко-вишнёвого цвета.


8.

Ёдзи

Было холодно, так холодно, что ноги от пяток и до пояса замёрзли сразу. Ёдзи показалось, что он не просто покрылся хрустящей ледяной корочкой снаружи. Резкий колючий ветер словно выстудил его изнутри, добросовестно выдувая жизненные силы. Из захлопнувшегося тут же окна величаво спланировали брюки. Ёдзи проводил их тоскливым взглядом – и брюки, и рубашка висели на спящей сакуре в некотором отдалении от горе-любовника. Кудо с досадой покосился в сторону своей одежды и отвёл взгляд – вещи были вне его досягаемости.
К чести сказать, Ёдзи даже в голову не пришло использовать леску для того, чтобы достать хотя бы штаны. Подобные героические поступки, вроде повисания всем весом на тончайшей проволоке, хороши для какого-нибудь комикса, в жизни всё значительно сложнее.
Окно распахнулось. Кудо с надеждой задрал голову, и ему на лицо упала короткая меховая курточка. Последний хлопок оконной рамы оповестил, что больше милости от разгневанной женщины ждать не приходится.
Ёдзи прижал шубку подбородком, зажмурился и разжал руки. Ему удалось упасть на забытый кем-то тент, натянутый ещё с весны да так и оставленный зимовать. Полосатая тряпка смягчила удар и порвалась в самый последний момент, когда незадачливый плейбой сумел погасить скорость встречи с промерзшей землёй.
Шипя от жжения в пострадавших частях тела, Ёдзи выпутался из тента и огляделся в поисках хотя бы ботинок. Один он нашёл и с радостным возгласом устремился было к нему. И тут началась такая метель, что Кудо показалось, будто он попал в миксер для взбивания сливок. Потемнело, и на расстоянии вытянутой руки уже было ничего не разглядеть.
Дрожа от холода, Ёдзи закутался в свою куртку. О, этой курткой он мог бы похвастать – сшитая из меха норки прекрасной выделки, с большим воротником из дикой рыси, она была не просто шубой, а показателем статуса, к тому же весьма тёплой и удобной… не будь её длина чуть ниже пупка.
Кудо возрыдал про себя и попытался сжаться так, чтобы спрятаться под шубку весь, с ног до головы. Попытка, обречённая на неудачу, принесла-таки свои плоды – Ёдзи начало колотить крупной дрожью.
- Тепло ли тебе, девица? – внезапно услышал он прямо над ухом.
Это было настолько ошеломительно, что Ёдзи даже дрожать перестал.
- А? – глупо переспросил он.
Над ним нависал двухметровый верзила. Румяное лицо его терялось в белой бороде, усах и бровях. Одет дед был в длинную (в пол) шубу, крытую тёмно-синим атласом, и такую же шапку с белой меховой опушкой. Опирался незнакомец на здоровенный дубовый дрын, кряжистый и даже, кажется, не очищенный от коры.
Ёдзи невольно позавидовал старику и поспешно прогнал мысль о том, что, если легонько придушить и отобрать шубу, то…
- Ты кто? – изумился дед, приглядевшись внимательно и увидев, наконец, Ёдзины вторичные половые признаки, уже сморщившиеся и посиневшие, но красноречиво гласящие о его принадлежности.
Ёдзи хотел было сообщить старому пердуну всё, что о нём думает, но голос куда-то пропал, а зубы выбили частую дробь.
- Это я… куда я попал-то? – старик сдвинул шапку на лоб и поскрёб затылок.
- А куда тебе надо? – сумел просипеть Ёдзи. – И кто ты вообще такой? Санта Клаус?
- Дед Мороз я! – строго сказал дед. – Дух зимы и холода! Да меня все знают!
- Не слышал, - замотал головой Кудо. – А чем докажешь?
Дед посуровел лицом и стукнул о землю своим дрыном. Гул пошёл такой, словно перед началом землетрясения. Сразу стало так холодно, что Ёдзи даже удивился тому, что может ещё что-то почувствовать.
- Ты, пень старый, - прохрипел он, - это всё твои штучки? У нас в Токио таких холодов не бывает!
- Токио? – растерялся дед и захлопал себя по карманам. Извлёк, наконец, очки и водрузил их на нос.
- И правда, - бормотал он, озираясь, - это не Великий Устюг!
- Ну наконец-то, - проворчал Ёдзи. – Дошло!
- Слышь, мил человек, - сказал дед, - ты уж прости старика! Навигатор мне подарили, а я не очень лажу с этой техникой, вот и заплутал. Сейчас улечу, и тут сразу потеплеет.
- Давай, лети, - согласился Ёдзи. Ему уже стало тепло и уютно, и захотелось прилечь и уснуть.
- Ты не спи, - испугался Мороз. – Не вздумай! На вот тебе шубу!
На плечи Кудо легла лёгкая, словно гагачий пух, шуба, и блаженство окутало его тело. Перестали мёрзнуть даже босые ноги, попиравшие снег. Между тем воздух ощутимо потеплел и нападавший уже снег начал таять на глазах, превращаясь в слякотные лужи. В воздухе, только что ледяном до стерильности, запахло цветами. Ёдзи поднял голову – старая сакура зарозовела набухшими бутонами.
- Эх, снова перестарался, - дед огорченно покачал головой и исчез. А над изумлённой землёй посреди зимы расцветала сакура.

запись создана: 02.12.2014 в 08:57

@темы: Слеш, WK, Фанфикшн

---

А что новогодняя ночь подарит вам?

---

Делюсь стащенным

19.12.2014 в 19:05

Пишет  подвальный кот:

Не могу не утащить

19.12.2014 в 18:00

Пишет  Веселый робот:

Нулевой этаж
Есть такие девочки, которые называются «Мамулечканупожалуйстапожалуйста!». Я буду за ним сама ухаживать, убирать и следить. Давай возьмем этого котеночка…
И когда очередной котеночек отправляется восвояси родительской волей, эти девочки мечтают поскорее вырасти, чтобы ни у кого не спрашивать, можно ли им завести кошку. Вот такая моя Галя. Я вам расскажу за нее.

Когда Галя выросла и вышла замуж, через два дня в доме появился Вася. Ну как появился, Галя пошла гулять, а Вася с

...читать дальше (еще 5991 символов) >>

идел ей навстречу. Ростом со стрекозу, согнутый под тяжестью блох, и свалянный, как китайский свитер, в общем, жить долго не планировал. Галя принесла Васю, и ему не обрадовались. Ну, в самом деле, какой Вася в первый день замужем? Но Галя заняла глухую оборону, отмыла Васю, реанимировала и пустила жить себе на кровать.

А в комнате мужа Сережи, где они жили, был один баг. За принтером стояла пиалка с краской. Вы же понимаете, что рано или поздно Вася и краска должны были пересечься. И вот когда муж Сережа уехал в командировку, Вася нашел этот баг и реализовал его, покрасив в черный цвет себя, обои, шторы, важные документы, чертежи, и некстати заглянувшую в комнату свекровь. Пока Галя, рыдая, отмывала комнату, мама позвонила Сереже, и доложила обстановку. Сережа сказал «Убью!» и в принципе, был прав. Убить и выгнать обоих, чтобы другим женам неповадно было. Но была одна маленькая деталька, незначительная и мелкая – Сережа Галю любил. Ну и что, что в ней до нормального человеческого веса не хватает сорок килограмм? Зато очень красивая, умная, веселая, чистюля и вкусно готовит. И его осенило! Он выгонит Васю! Под зад мешалкой.

Какая прекрасная и мудрая мысль. Приехав домой, он увидел раскаяние на лицах Васи и Гали, но абсолютную неготовность уходить куда-то, вместе или по отдельности. И Сережа смирился.

Так Вася и вырос. Вырос в среднюю лошадь, с шерстью, из которой в сезон можно свалять восемнадцать пар валенок. Его стригут восемь человек, и после стрижки Гале нужно менять руки на новые, потому что Вася с криком: «Стрижка только начата??» с удовольствием впивается зубами в Галю.

Потом был Кузя. Кузя был лыс, страшен и мертв без двух минут. Он тащил свое огромное пузо к дороге, и намеревался броситься под Сережину машину. Но опоздал, пузо помешало для финального рывка. Галя к этому времени была беременной и в неадеквате. Три месяца Кузя пытался умереть, ветеринары требовали оставить котенка в покое, но Галя уперлась. Сережа тоже хотел повеситься, но сдержался.
Кузя вырос в блестящего черного кота. Я прихожу, он сидит на диване и прикрывает колени жировой складкой от пуза. «Ура, курточка пришла! Курточка, курточка, курточка!», - ложится на мою куртку и засыпает.

Есть еще Мушик. Его какой-то несчастный и с этого момента обреченный персонаж метнул в окно. Галя увидела его на третьей секунде полета, полет был нормальный, и рванула с пятого этажа по лестнице вниз. До авиакатастрофы с жертвами не дошло, но кошак совершил жесткую посадку, переломал себе хвостовую часть и задние стойки и ободрал обшивку фюзеляжа. Ветеринары пошли в Успенский собор и поставили жирную свечку, сказав: «Спасибо, Боже, за таких клиентов. Дай им денег побольше…» Когда Мушик встал на ноги и поковылял к Сереже, смешно, как Чаплин, передвигая задние лапки, Сережа сказал: «Это мой кот!».

А между ними была еще масса разных, больных, калеченных и увечных, которых отмывали, лечили, и раздавали в добрые руки. У них в доме постоянная акция: «Возьми одного котенка, получишь двух - в подарок». Иногда они умирали, загоняя Галю в депрессию. Но если ты в прошлой жизни был кошкой, то по-другому не можешь.

Надо ли говорить, что познакомились мы с ней, тоже благодаря брошенному котенку, которого выкормила моя Лиска?
Как же мы тогда на ней наварились… ( мечтательно закатываю глаза). Дорогой корм килограммами, печенка, тортики, витаминчики…Она приезжала почти каждый день. И недешевый кошелек в подарок, по окончанию проекта.
Вот и сейчас у них кошечка, которая пришла с разбитой мордой. То ли с чьим-то ботинком встретилась, то ли качалась на заборчике и шмякнулась зубами о бордюр. Я знаю, у меня так было.

…Смотришь на Галин малиновый хаер и думаешь, дурочка, кошатница. Улыбаешься. Молодые, красивые, живите в свое удовольствие, оставьте благотворительность старушкам. И где ты только находишь этих кошаков?

...А потом от тебя уходит твой родной, самый любимый, самый правильный кот. И ты ищешь его, просеяв сквозь сито пространство диаметром три километра, даешь объявления - растут перепосты, ты находишь пять похожих котов, но не своего. Друзья от тебя отодвигаются, как от хрустальной, хоть ты и не жалуешься. Ты знаешь все помойки в округе и тайные проходы между гаражами. Это нулевой этаж, на уровне колена, в него просто надо заглянуть. Сколько же их! Их так много, разных, - голодных, сытых, независимых, зависимых, белых, рыжих, черных, - они смотрят на тебя своими прозрачными глазами, ты здороваешься с ними, а они с тобой. С тобой здоровается смешная собака, с ушами-парусами, и получает от тебя кусок хлеба и сосиску. Ты покупаешь печенки в три раза больше, потому что среди них уже есть знакомые. Там, на нулевом этаже, своя жизнь… Никогда туда не заглядывайте, там больно.

Но если вдруг вам будет больно по другому поводу, если вдруг вы будете отползать от края депрессии, стараясь не скатиться за черту, потому что вам нельзя, то не берите щенка или котенка, как советуют друзья. Оставьте это нормальным людям. Попробуйте приручить уличного кота.

Вначале он будет есть только когда вы уйдете, и прятаться в кустах. Потом будет делать вид, что прячется, а сам будет ждать, вертикально выставив уши. Потом будет хватать кусок и отбегать, с каждым разом все медленнее. Потом будет выгибать спинку, пританцовывать, когтить землю и мурлыкать, а вам будет смешно, потому что, в отличие от кота, вы читали Маленького принца, и все эти фокусы знаете. Потом он даст потрогать свои уши и наступит день, когда он переступит порог вашего дома, попьет молока и ляжет под стулом. И в этот самый момент вы услышите, как последняя костяшка темной кармы звякнула и скатилась с весов. Вы свободны.

Никогда не задумывались, почему заключительный звук в мировых религиях – Аминь, Амэн, Аомин – так сильно похож на празвук АУМ? Когда в Тибетских монастырях поют мантру «АУМ», похоже, будто большой кот произносит: «ма-о-у-у-ма-о-ум…». Из всех животных только кошки могут так красиво и чисто произносить этот звук.

Это знак.

UPD!!! Потому что у Робота ссылки на автора нет. ссылка на автора

---

---

Другие тесты и гадания от Шувани