Нет предела совершенству!
Ко дню ОТП
Название: Ритуал
Жанр: попытка хорора, НЦа 17, местами юмор
Пейринг: брэдоран же!
Поехали?
1
- Вы только посмотрите, какая луна! Бог ты мой! Не луна – лунища!
Брэд поморщился – восторженные нотки в голосе жертвы царапали слух.
- Ну не будьте таким серьёзным, Кроуфорд! Мы ведь не на работе, мой драгоценный незаменимый секретарь, можно и расслабиться. Взгляните на небо!
Кроуфорд послушно поднял глаза кверху. Луна красовалась на тёмном небе круглым жёлтым блином, заливая всё вокруг светом, неярким, но достаточным, чтобы обмануть самый пристальный взгляд. Древнее святилище, при свете дня поражавшее гармонией форм и чистотой линий, теперь словно ожило. Полные эротического смысла барельефы, казалось, задвигались, имитируя соитие; тени мелькали, подчёркивая затеплившуюся в камне жизнь.
«Ерунда, просто обманчивый свет, лёгкий ветер, качающий побеги плюща, которыми тут всё заросло, и ничего больше, - подумал Брэд и тут же ощутил лёгкую тревогу, поняв, что только что пытался себя успокоить. – Я идиот! Нечего волноваться, тут нет никакой мистики».
- Луна прекрасна, сэр, - сказал он, поддерживая разговор. – Вы не устали? Всё-таки мы здесь с самого утра. Не присесть ли вам?
- Да-да, непременно, хоть ваше предложение и подчёркивает мой возраст и немощность, - усмехнулся Макгвайр. – Я хочу вон туда, под статую. Видите? Там как раз есть нечто вроде лавки.
- Гид рассказывал, что это жертвенник, - неприятно усмехнувшись, напомнил Кроуфорд. – И на нём приносились жертвы ещё в начале прошлого века.
- Совсем недавно! А теперь это место топчут любопытные праздные людишки, которым нет никакого дела до древних богов. Всё – тлен! Грустно это, молодой человек!
Макгвайр уселся на жертвенник, представлявший собой нечто вроде длинной каменной скамьи, украшенной резным фризом. По углам скамьи ещё виднелись отверстия, оставшиеся от креплений кандалов.
- Видите? – указал Макгвайр, - сюда приковывали невинную жертву, самую прекрасную девушку в городе, а потом дефлорировали её каменным фаллосом, прежде, чем перерезать горло. Чудовищно богатая фантазия была у наших предков. Сядьте рядом.
Сенатор повелительно похлопал рядом с собой. Кроуфорд нехотя подчинился.
- Мы сидим на жертвеннике, том самом, где ещё недавно лилась кровь. Впрочем, я всегда мечтал совершить какое-нибудь кощунство! Думаю, что теперь, когда я добился всего, о чём мечтал, я могу позволить себе и это. Брэд! Могу я вас так называть, мальчик мой?
Кроуфорд кивнул. Развязка этого спектакля была близка, он ничем не рисковал. Предвиденье молчало, а это значило, что ему ничего не угрожает. Инструкции, полученные от руководства, были точны – господин Макгвайр не должен был встретить завтрашнее утро. Самому оракулу даже нравились пышные декорации, на фоне которых ему придётся выполнить заказ.
- Знаете, Брэд, я прожил долгую жизнь, много повидал, и считал, что уже не способен думать о чём-то, кроме честолюбивых устремлений, но я ошибся. Рядом с вами, мой мальчик, моё сердце бьётся чаще. Вы наверняка в курсе моих чувств, иначе вы не стали сопровождать меня сюда и оставаться со мной ночью. Не так ли?
Сенатор придвинулся плотнее и обнял Кроуфорда.
«Вперёд, Брэдли, или ты его завалишь, или он тебя! Впрочем, если так хочешь, то можешь сделать это и потом, после сногсшибательного секса» - ехидно прозвучало в голове у Кроуфорда. Подсознание шутило – команду оракул оставил на берегу, ибо не предвидел в выполнении задания никаких сложностей, и давать мысленные идиотские советы было попросту некому.
- Я хочу заняться с тобой любовью, - хрипло шептал Макгвайр, слепо хватая Кроуфорда за пряжку ремня. – Здесь, под статуей бога плодородия, на этом жертвеннике!
Не обращая внимания на шарящую в трусах руку, Брэд медленно вытащил пистолет и поднёс его к носу Макгвайра, с удовольствием наблюдая, как с моложавого лица, венца трудов стольких пластических хирургов, сползает выражение похотливой жадности.
- Пожалуй, я готов поддержать вас, сенатор, и принести жертву, - Брэд оскалился и, не торопясь, нажал на курок. Макгвайр боком повалился на жертвенник. Пуля оставила аккуратное отверстие посреди лба, из которого скупо потянулась струйка крови. Брэд брезгливо сморщился – в момент гибели мужчина обмочился, и на его брюках расплывалось мокрое пятно, пачкая жертвенный камень. Возможно, он не только обмочился, но и кончил, - внезапно понял оракул, и от этого ему стало не по себе.
- Ты никогда не любил меня! Ты просто хотел воспользоваться моей невинностью! – с пафосом произнёс Кроуфорд, желая этой выходкой развеять неприятный осадок, и картинно подул на дуло пистолета. – Чёрт, и ни одного зрителя! А я так старался! Пьеска, конечно, пошлая, но зато сколько чувства вложено, и никто не оценит.
Брэд спрятал оружие в кобуру. Луна сияла вовсю, и в её свете натёкшая на жертвенник кровь казалась чёрным мазком туши на серой бумаге. Но вдруг свет вокруг начал тускнеть. На мёртвое тело упала гигантская тень. Кроуфорд поднял голову – огромный идол, скалясь каменным ртом, навис над ним, и глаза его, живые, алые, с вертикальной щелью зрачка, злорадно пялились прямо в душу оракула.
Кроуфорд, не веря своим глазам, поднял руку. Пистолет привычно скакнул в ладонь. Хватая воздух пересохшим ртом, Брэд отчаянно жал на курок. Пули врезались в каменного истукана, оставляя щербины, но тот наклонялся всё ниже и ниже, и когда Кроуфорд, вхолостую щёлкая курком, наконец отбросил бесполезное оружие в сторону, огромное лицо заслонило небо. Зрачки-щёлочки расширились, заполнив собой всю радужку, и Брэд, заглянув в них, почувствовал, что теряет сознание.
2- Не понимаю, неужели тебе мало в жизни адреналина? На моей памяти тебя вроде бы никогда не тянуло к приключениям в стиле Индианы Джонса.
Ёдзи критически осмотрел в зеркале своё отражение, выпятил щёку, потом довольно кивнул и смыл с лица мыльную пену. Промокая полотенцем свой прекрасный лик, он вышел из ванной.
Ая сидел на кровати по-турецки и читал толстый красочный путеводитель. Ёдзи крадучись приблизился к кровати, забрался на неё и обнял Фудзимию со спины, положив подбородок ему на плечо.
- А может, сходим на берег? Я такое местечко нашёл, «Лимонный гамадрил» называется! А? Сходим? Девочек снимем. Или мальчиков? Представь, я до сих пор не знаю, кто тебе больше по вкусу! Ты такой таинственныыый! – фальцетом проворковал Кудо, водя носом по Аиному затылку. – Ты меня прямо заводишь!
Ая осторожно положил путеводитель на тумбочку. В следующее мгновение он резко повернулся, перехватив Ёдзи за запястья, перевернул его на кровать и уселся сверху.
- Плохой кот, шкодливый кот, - приговаривал он, возя подушкой по лицу штатного плейбоя, - распускает лапы, суёт их, куда не следует!
Кудо ржал и дрыгал ногами, вяло отпихивая подушку. Наконец, Ая отпустил друга, засмеялся и рухнул рядом, прикрыв глаза.
- Ну вот, всю причёску испоганил, - проворчал Ёдзи, садясь на кровати.
- Не волнуйся, тебя ничем не испортишь, ты и так прекрасен, как бог!
- И это он говорит, даже не открывая глаз. Хоть бы посмотрел на меня для приличия, прежде чем расхваливать!
- Не вижу смысла, ибо это – аксиома, не требующая подтверждения. Солнце всходит на востоке, Япония расположена на островах, а Ёдзи Кудо прекрасен как бог. Хочешь поспорить?
Ая перевернулся на живот и уставился на Кудо.
- Перестань, я смущаюсь! – промурлыкал Ёдзи, спархивая на пол и кокетливо виляя задом, обтянутым какими-то немыслимыми плавками, украшенными стразовыми сердечками на ягодицах. – Нет, в самом деле, пойдём развлечёмся. Что тебя тянет на этот остров?
- Мне и вправду интересно, - сказал Фудзимия, - а с тобой, пока ты в этих стрёмных плавках, я не то, что на пляж, я в один автобус не сяду.
- Не беспокойся, я найду, что надеть поверх плавок.
Ёдзи полез в шкаф. Конечно, они ехали не отдыхать, и потому взяли с собой минимум одежды, но Ёдзин «минимум» всё равно оставался броским и дорогим.
- Может, вот это? Это достаточно открыто, и можно будет показать мой загар. Кстати о загаре. Хочешь, я натру тебе спинку кремом, сладкий?
Шер – Асаби пользовался славой модного дорогущего курорта, места отдыха суперэлиты, и Персия из всего состава Вайсс при всём старании смог отправить сюда только двоих, причём номер он забронировал всего один, правда, роскошный, но с единственной спальной комнатой и с единственной огромной кроватью в форме сердца. Это обстоятельство, да ещё шепоток обслуги за спиной, и давало обильную пищу для Ёдзиных издёвок. Тем более что подначивать Фудзимию ему нравилось всегда.
- Хорошо, - пожал плечами Ая и кивнул на тумбочку. – Крем в ящике.
Поспешно вернув на место отвисшую челюсть, Ёдзи потянулся за тюбиком. Фудзимия скинул рубашку и повернулся спиной.
- Ая, а у тебя укешная спина, - не удержался Ёдзи, втирая крем.
На самом деле Ая не был ни хрупким, ни женственным, скорее жилистым и тонкокостным. И тело у него было вполне развито, как у человека, чья жизнь напрямую зависит от силы и ловкости. А ещё он был грациозным, как дикое животное, и именно эта грация в сочетании с белой кожей и тонкими чертами лица и делала его облик странно притягательным даже для такого законченного натурала, как Ёдзи, который и сам не понимал, почему ему так нравится подкалывать Фудзимию и вести себя, словно дурно воспитанный педик из дешёвой комедии. Тем более, что весь опыт сексуального общения с мужчинами для Кудо ограничивался единственным случаем совместной дрочки (в компании с Хидакой) под аккомпанемент фильма для взрослых. Но смущать Фудзимию стало чем-то вроде любимого хобби, несмотря на то, что Ая скоро привык и перестал краснеть и злиться.
- Укешная? – переспросил Фудзимия, и в его голосе Ёдзи отчётливо услышал смешок. – Ты говоришь так, словно у тебя большой опыт по этой части.
- Ну, чего только не наслушаешься от современных барышень, - посетовал Кудо. – Ну да ладно, я закончил. Ты точно не хочешь ко мне присоединиться?
Ая отрицательно покачал головой.
- Вместо того, чтобы прожаривать на солнце свою задницу, я уж лучше съезжу на экскурсию.
- Ничего ты не понимаешь, Фудзимия! Ну да что с тобой поделаешь, дремучий ты наш! Ладно, поезжай на свой остров, смотри только, не пожалей. Если что, я на связи. Ну, чмоки-чмоки?
Ая засмеялся и запустил подушкой в кривляку-Балинеза, но тот уклонился от снаряда и выскочил из комнаты.
Всё ещё усмехаясь, Кудо сбежал по ступенькам на пляж. Впереди был ещё один прекрасный день.
После выполнения миссии оба боевика сочли справедливым воспользоваться здешним комфортом и отсрочить своё возвращение на пару суток.
Среди всей этой роскоши – лазурного моря, ярко-синего неба и ослепительно белого песка – Ёдзи чувствовал себя как рыба в воде, точнее – как хищная рыба в воде, полной мелкой беззащитной рыбёшки. Женщины – загорелые, длинноногие, томно цедящие коктейли под зонтиками, в возрасте от пятнадцати до шестидесяти (все, как на подбор, стабильно выглядевшие на двадцать пять) не могли противиться его очарованию. Не слишком мешали даже их мужчины – моложавые и холёные, у которых на лбу была написана стоимость принадлежащих им компаний, акций и банковских счетов.
Фудзимия снисходительно смотрел, как Кудо погружается в пучину разврата, но сам так и не присоединился, к немалой досаде последнего. Вместо этого он увлёкся местным пантеоном, представленным главным божеством – богом плодородия с длинным непроизносимым именем, чей храм, выстроенный в незапамятные времена на острове Року, привлекал множество туристов. Дважды в сутки туда отправлялся катер, полный желающих приобщиться к культурному наследию, а вечером катер отвозил паломников обратно. Таким образом, ночью остров оставался пуст. Впрочем, всегда находились романтичные парочки, желавшие провести ночь в столь экзотическом месте, и не у всех свидание закончилось хорошо.
Началось всё четыре месяца назад, когда оставшиеся ночью на острове двое мужчин – один видный политик и его секретарь – бесследно исчезли. К изумлению Фудзимии, даже жёлтой прессе заткнули рты, и про этот самый первый случай ему почти ничего не удалось узнать. Даже имя фигурантов старательно замалчивалось. По-видимому, кому-то очень не хотелось, чтобы газетчики раздували шумиху вокруг этого дела.
После этого было ещё три случая исчезновения, по разу в месяц, и каждое приходилось на полнолуние. Причём исчезали почему-то не девушки, а их парни.
Свидетельницы, все, как одна, рассказывали, что их настигал необоримый сон, и, проснувшись утром, они не находили своих спутников.
Все жертвы были ярко выраженными монголоидами, в возрасте до двадцати пяти лет, худощавого телосложения, и больше их ничто не связывало.
Один был сыном звёздной пары из Гонконга, другой – любовником владелицы сети отелей во Флоренции, третий – известный китайский шоумен. Все трое никогда не сталкивались друг с другом и не имели общих знакомых. Ничего общего, кроме расовых признаков и того, что они переночевали на острове Року в полнолуние и бесследно исчезли.
Следующее полнолуние уже началось.
- Я не работаю бесплатно, - вслух произнёс Фудзимия. – Мне просто интересно, вот и всё.
Белоснежный катер рассекал прозрачную, как желе, воду, играючи отбрасывая от бортов белые барашки волн. Ая стоял у борта и смотрел на приближающийся берег.
На нём была шёлковая сиреневая рубашка с длинными рукавами, защищающая нежную кожу от солнечных ожогов, бежевые льняные брюки и сандалии. Голову покрывала соломенная шляпа с высокой тульей. Шокер и купленный на местном рынке нож, стилизованный под этническое изделие, он спрятал в наплечной сумке.
Фудзимия чувствовал себя уверенно с таким оружием. Впрочем, при необходимости он мог бы справиться с убийцей и голыми руками, но надеялся, что до такого просто не дойдёт.
Он был один, но на его стороне была внезапность и опыт убийцы.
Вместе с Аей на остров прибыли человек десять туристов, преимущественно европейцев. Четверо явно были друзьями и общались исключительно внутри своего маленького кружка, не обращая внимания на остальных. Между собой, насколько Ая понял, они разговаривали по-немецки. Также там было три молоденьких китаянки, очень хорошеньких, и три пожилых американца. Американцы вовсю заигрывали с девушками, те только вежливо улыбались и отмалчивались, но стоило мужчинам пропасть из вида, начинали весело щебетать на своём языке.
Храмовый комплекс помещался за каменной оградой, куда вели большие квадратные ворота. Их массивные створки потемнели от времени, и в тех местах, что позволяла увидеть оковывавшая их бронзовая решётка, казались резными от ходов, оставленных в дереве целыми поколениями жуков-древоточцев.
Ая ступил во двор. Вымощенный булыжником пол за тысячелетия невольной полировки ногами прихожан приобрёл восковой блеск. Ограда с внутренней стороны заросла плющом и неизвестным Фудзимии тропическим вьюнком, дерзко расцветившим пейзаж ярко-алыми крупными цветами. От них исходил круживший голову тяжёлый пряный запах.
По обе стороны от входа высились стелы с выбитыми на них письменами. Гид, молодая девушка в легкомысленном платье на бретельках, объяснила, что здесь записан текст молитв, с которыми следует обращаться к богу плодородия, и эти молитвы в древности использовались во время ритуала.
Пёстрая толпа туристов во главе с гидом потянулась мимо стел, внутрь комплекса. Ая пошёл следом.
Внутри двора помещались небольшие постройки, представляющие собой открытые все ветрам навесы, опирающиеся на колонны. Колонны из мягкого песчаника сохранили на своей поверхности витые линии странных рисунков. На них сплетались стебли растений, сцепляясь листьями-ладошками в тесном объятии, распускались фантастические цветы с человеческими лицами и зрели гигантские ягоды, с чьих гладких боков на шокированных зрителей смотрели глаза.
Фантасмагория рисунков, достойных самого Дали, заставила Аю поёжиться и отвести взгляд.
В то время как гид, периодически снижая голос до драматического шёпота, рассказывала о культе бога плодородия, со вкусом описывая сцены ритуальной дефлорации и убийства, Фудзимия отделился от группы и начал обследовать окрестности в поисках хоть каких-то следов преступления.
Остров был мал – крошечная песчинка на лике великого океана, этакий храм на воде. Там никогда не было жилья, только жертвенник и постройки, в которых опоённая афродизиаками жертва проводила последнюю в своей жизни ночь. Еще имелся временный домик для жрецов, отправлявших этот культ, а также множество камней и стел, украшенных барельефами.
Внимательно осматривая их, Фудзимия не уставал поражаться порочной фантазии заказчиков подобных скульптур. Тут главенствовал секс во всех его проявлениях. В соитии смешались люди, животные и мифические персонажи. В ход шли щупальца, фаллосы в виде кукурузных початков и ростки в виде фаллосов. Оргия противоестественная, безобразная, дикая, и… завораживающая.
Ая потряс головой, избавляясь от липкого ощущения чужих рук на своём теле и чувствуя, как пересохли и саднят губы. Он поспешил выбраться из комплекса и пошел вокруг, обходя его с внешней стороны. Вскоре он понял, что кроме самого храма здесь ничего нет. Никаких забегаловок и лавчонок, милых сердцу рядового туриста, ничего, кроме причала, каменной ограды и кромки прибоя, сторожащего границу между сушей и океаном.
Нет мест, где можно было бы спрятаться самому или спрятать улики. Ничего, кроме расстилающейся вокруг сверкающей водной глади.
Досадуя на безрезультатность своих поисков, Фудзимия направился обратно. Поблуждав некоторое время между стел, он набрёл на укромное местечко возле забора, и укрылся там под сенью плюща дожидаться темноты.
Он сидел долго, изредка пил воду из бутылки и слушал знойный стрёкот местных кузнечиков. В конце концов жара и безделье сделали своё дело – и Ая уснул, положив голову на камень. Сквозь сон Фудзимия ещё слышал шум двигателя отходящего катера, но потом и он прекратился, и больше ничто не нарушало покой спящего.
3Ая проснулся, когда повеяло вечерней прохладой. Он открыл глаза и чуть не подскочил – прямо возле его лица на камне сидела большая бронзовая ящерица. Шевеление человека испугало её. Она вильнула хвостом и припустила прочь, царапая камень крохотными коготками.
Фудзимия перевёл дух и взглянул на небо. Закат алел кровоточащей раной, обещая скорое наступление темноты. День быстро, как это бывает в тропиках, угасал, на смену дневной суете пришла тишина.
Ая прислушался, но услышал только тихий шорох потревоженных ветром листьев да мерный рокот волн за стеной. Убедившись, что рядом никого нет, он вышел из своего убежища.
Он был один. Ворота были закрыты, отрезая пути к отступлению, впереди возвышалась крыша центрального храма, и Фудзимия направился туда.
К храму вела извилистая тропинка, проложенная между большими валунами, на которых были изображены сцены поклонения божеству. У Аи не было времени подробно их рассматривать, да и освещение оставляло желать лучшего – солнце уже закатилось, а бледная луна ещё не вошла в полную силу, но краем глаза он успел увидеть, как божество одаривает людей плодами земли, получая в жертву девушку. В пользу пола жертвы говорили гипертрофированно большие груди и длинные волосы.
«Странно, - подумал Фудзимия, - отчего же всё-таки пропадают именно мужчины?»
В самом деле, если убийца вдохновляется образом здешнего кумира, он просто обязан похищать женщин. Даже не являясь специалистом по криминальной психологии, Ая это понимал. Но может ли быть, что вкусы преступника всё-таки взяли верх над его навязчивой идеей подражания божеству? Но тогда это означает, что убийца – гей?
Размышляя над этими странностями, Ая добрался до главного храма.
Святилище представляло собой открытый портик, опирающийся на колонны. Посреди него возвышалась статуя, перед которой находился жертвенник. Фудзимия наклонился над ним, выискивая при свете угасающего дня хоть какие-то следы преступления. Ему почудилось, что на поверхности камня проступило бурое пятно. Ая встал на колени и приблизил к нему лицо, силясь рассмотреть улику. В этот момент солнце бросило на землю прощальный луч и закатилось за горизонт. Небо, как это бывает на юге, потемнело сразу, и пятно стало вовсе неразличимым.
Внезапно до Аи донёсся слабо различимый шум. Фудзимия вскочил на ноги и выхватил из сумки нож. Он был готов встретить противника, но то, что надвигалось на него из зарослей плюща, заставило его в растерянности отступить.
Бесформенное тёмное облако не было похоже ни на что, виденное когда-либо. Оно было, словно призрак, или гость с другой планеты – серое, мохнатое, оно состояло из частиц, которые хаотично двигались, производя сухой безжизненный треск. Ая не знал, каким оружием можно убить ЭТО.
Когда ОНО подлетело ближе, Фудзимия разглядел, что это огромный рой ночных бабочек колоссального даже для тропиков размера. Само по себе это скопление насекомых не производило впечатления чего-то угрожающего человеческой жизни, но звук, с которым они передвигались, то и дело сталкиваясь хитиновыми лапками, тельцами и крылышками размером с чайное блюдце, заставил Аю покрыться мурашками от омерзения.
Тем временем луна засияла на небе в полную силу. Всё вокруг осветилось, отбрасывая резкие тени, и даже подозрительное пятно на жертвенном ложе стало ясно видно.
Ае почудилось шевеление возле жертвенника. Он только повернул голову на тихий звук, но тут его рук и ног что-то коснулось, и он не успел опомниться, как кто-то или что-то схватило его и растянуло на камне.
Фудзимия рванулся что было сил и увидел, как из-под камня, пробивая бугрящуюся жирную почву, появляются бледные ростки толщиной с большой палец сильного мужчины. Они росли на глазах, выпускали шевелящиеся усики, свивались в живые канаты и стягивали руки и ноги лежащего на жертвеннике.
На какой-то момент хладнокровие покинуло Абиссинца и он стал отчаянно рваться из пут, уже не надеясь выбраться. Но живые путы так сдавили Фудзимию в своих объятиях, что он захрипел и упал на жертвенник, почти теряя сознание. В глазах его потемнело, но сквозь обморочную пелену Ая видел и ощущал, как цепкие, покрытые волосками стебли срывают с него одежду.
Фудзимия лежал обнажённый на жертвенном камне, спиной ощущая каждую трещинку и песчинку на его поверхности. Ожившие лианы надёжно привязали его руки и ноги к углам скамьи, а один побег сдавливал шею, так что Ая не имел возможности даже поднять голову.
Перед глазами Фудзимии высилась статуя бога плодородия. Полная луна ярко освещала её лицо, и Ая удивился, что оно было типично европейским. Прямой нос, большие, широко раскрытые глаза, твёрдый упрямый подбородок, изогнутая линия губ – что-то было в этом облике смутно знакомое, но Фудзимия так и не сумел вспомнить, что именно. Волосы божества, приподнятые надо лбом чем-то вроде диадемы, спадали на спину львиной гривой. Широкие плечи, мускулистый торс и стройные бёдра отвечали античным канонам мужской красоты, но никакому Праксителю или Фидию и в голову бы не пришло наделять свои творения фаллосом вроде того, что отягощал сейчас чресла этой статуи.
Он бесстыдно возносился вверх, красуясь раздутой головкой, точно кобра своим капюшоном, и размер его превосходил не только всякое воображение, но и здравый смысл.
Неведомый резчик так тщательно обработал эту деталь, что Ая без труда видел вздувшиеся на его стволе вены, и, закрыв глаза, мог почувствовать, каким напряжённым он может быть в его руках или губах.
Между тем, пока Ая разглядывал статую, воздух над ним пришёл в движение и колышащееся облако закрыло собой луну. Рой бабочек начал снижаться над Фудзимией, и он почувствовал, как страх быть заживо погребённым под горой шевелящихся телец сжимает ему горло.
Ему захотелось кричать, рваться из живых верёвок, сдирая в кровь руки, биться затылком о твёрдый камень, чтобы ничего больше не слышать и не видеть, но Ая знал, что стоит только позволить себе это, как безумие, уже подкравшееся и ждущее удобного случая, навсегда овладеет его рассудком.
Бабочка подлетела совсем близко, и Фудзимия с ужасом увидел, что у насекомого человеческое лицо, бесполое, толстощёкое, похожее на мордашку херувимчиков с картин старых мастеров. Насекомое приоткрыло ротик, и трубчатый хоботок высунулся между пухлых губ и коснулся щеки Аи. Шершавый, сухой и сильный.
И тогда Фудзимия закричал.
Казалось, что этот звук послужил спусковым крючком для остального роя, потому что, не успели отзвуки его рассеяться в ночной темноте, как насекомые опустились на Аю. Он чуть не сошёл с ума от мерзкого ощущения царапающихся лапок на своём теле; он сразу начал задыхаться, словно похороненный заживо. Адские бабочки жадно, точно это был нектар, слизывали соль с его кожи, и Фудзимия уже начал кое-где чувствовать боль, как будто они сумели прокусить её насквозь.
Ая в кровь разодрал кисти рук, пытаясь высвободить их из захвата, но безуспешно. Лианы держали не хуже цепей. Он уже совсем впал в отчаяние, как насекомые стали разлетаться.
Фудзимия перевёл дух. Кожа горела. Из бесчисленных ранок, оставленных крохотными языками, сочилась кровь, но это было не так страшно как невозможность высвободить руки и ноги. Хватка живых пут не ослабевала.
Ая перевёл взгляд на статую, и ему показалось, что кумир пошевелился. Совсем чуть-чуть, почти незаметно, но достаточно, чтобы не перепутать это осознанное движение с танцем теней, вызванным ветром или набежавшим облаком. После этого Фудзимия уже не мог отвести взгляд от божества.
Он видел, как статуя повернула массивную голову и посмотрела на его распростёртое беспомощное тело, и в её каменных глазницах сверкнули алые глаза. А потом кумир повёл плечами, словно разминаясь после долгой спячки, и сошёл со своего места. Каменные ноги, заканчивающиеся львиными лапами, шагнули вниз с пьедестала, воловий хвост гибко хлестнул воздух – бог плодородия ожил, и камень сменился живой плотью. Лунный свет сиял на гладкой бронзовой коже. Блестела диадема, венчавшая голову, хищно сверкали огненно-алые зрачки. Оживший бог обратил своё лицо к Фудзимии и его губы раздвинулись в ухмылке, показав длинные волчьи клыки.
Кумир мягким танцующим шагом подошёл к поверженной жертве. Его чудовищный член стоял, внушая Ае беспредельный ужас – выжить после близкого знакомства с ним не представлялось возможным. Лунный свет мерцал на камнях диадемы, на ехидном оскале, и снова Абиссинцу почудилось что-то до боли знакомое в этой наглой ухмылке. Он лихорадочно пытался вспомнить, словно именно от этого зависела его жизнь, но блеск диадемы отвлекал, приковывая к себе внимание. Фудзимия вгляделся и в который раз остолбенел: поверх драгоценной диадемы, каким-то чудом не сползая вниз, красовались печально знакомые очки оракула из Шварц, и их стёкла отбрасывали блики не хуже драгоценных камней.
Ухмылка проклятого идола окончательно убедила Аю, что без Кроуфорда здесь не обошлось. Он рванулся из последних сил, раздирая в кровь запястья.
- Кроуфорд! – выкрикнул Фудзимия. – Ублюдок! Сдохни, сука!
В глазах ожившего кумира мелькнула растерянность. Он замешкался, но лишь на мгновение - Ая не успел почувствовать хотя-бы тень слабой надежды. Лианы с новой силой стиснули щиколотки Фудзимии, разводя его ноги в стороны. Бог плодородия опёрся коленом на жертвенник и наклонился к Ае. Его член толкнулся между ягодиц Фудзимии, и тот взвыл от жгучей боли. Из глаз брызнули слёзы. А кумир, утробно рыча, вцепился в плечи жертвы, намертво прижав её к каменной скамье, и продолжал пропихиваться в сжавшийся анус. Страшно было представить, что будет, когда его попытки увенчаются успехом.
Безумие подмигнуло Фудзимии и расхохоталось. Ая хрипло рассмеялся в ответ - ему стало так весело и легко, что боль отступила куда-то далеко. Реальность стремительно ускользала в темноту, рассудок агонизировал.
« - Приди, возлюбленный мой, выйдем в поле, побудем в селах;
- Поутру пойдем в виноградники, посмотрим, распустилась ли виноградная лоза, раскрылись ли почки, расцвели ли гранатовые яблоки; там я окажу ласки мои тебе» - корчась от безумного смеха, продекламировал Фудзимия всплывшие откуда-то из прошлой жизни строки.
Оживший монстр прекратил свои попытки вторжения и близоруко моргнул.
- Фарфарелло? – неуверенно произнёс он. – Ты как тут оказался?
Красный блеск в глазах померк, уступая место золотисто-карему.
« - Уклони очи твои от меня, потому что они волнуют меня!» - завопил Фудзимия и что было силы вцепился зубами в ухо неосторожно наклонившегося к нему мучителя.
Кумир обиженно зарычал и выпрямился, замотав головой, отчего Ае пришлось разжать зубы. По шее бога плодородия заструились тёмно-вишнёвые капли. Монстр неуверенно шагнул назад и застыл. Его тело стало покрываться каменной коркой, снизу, с подушечек львиных лап, и до самой макушки. От стремительно каменевшей статуи отделилась мужская фигура. Вначале призрачная, почти прозрачная, она с каждым мгновением обретала телесность, и вскоре перед Фудзимией предстал оракул собственной персоной. Обнажённый Кроуфорд, шатаясь, шагнул вперёд и с размаху сел на землю, привалившись спиной к жертвеннику.
4Кроуфорд провалился в темноту, словно в наркотический сон, полный странных видений. Иногда эти видения были зримыми и вызывающими отвращение, и он радовался про себя, что спит.
Во сне оракул становился могущественным существом. Травы и цветы, насекомые и животные повиновались ему. Ощущение власти пьянило почище вина, но бывало, что жажда и голод снедали его даже во сне. Эти страдания проходили только когда он, будучи неведомым божеством, насыщался очередной жертвой. После этого Кроуфорд снова мог спать, и видеть во сне тропический остров, и ничто не беспокоило его до самого новолуния. В новолуние он снова начинал голодать, и тогда люди, приходившие на него поглазеть, вызывали в нём свирепое вожделение. Оно росло, и в ночь, когда луна появлялась на небе во всей красе, вырывалось наружу.
В глубине души, поглощённой каменным кумиром, оракул понимал, что надо проснуться, но опустившееся на него безвременье не давало ему вспомнить, кто он такой. Он жил от полнолуния к полнолунию, от жертвы к жертве, смутно ища кого-то знакомого в человеческой толпе и не находя. Кроуфорд не чувствовал ни отчаяния, ни сожаления – он спал и иногда видел сны.
Резкая боль пробудила его, боль и слова, смысл которых он не понимал, но их ритм был знаком, как материнская колыбельная знакома младенцу. Слова вычурные сложились в образ седоволосого одноглазого парня, а вместе с образом пришло и имя.
- Фарфарелло, - каркнул Кроуфорд спёкшимся горлом.
Он ещё не понимал, что свободен, не вполне осознавал, кто он и что здесь делает. Свобода принесла с собой боль и слабость. Ноги не держали, и Брэд сполз на землю, оперевшись спиной о что-то твёрдое. Земля была тёплой и влажной. Обрывки одежды, лежащие возле жертвенника, на глазах рассыпались в прах. Воздух застревал в горле - Кроуфорд заново учился дышать.
- Оракул, мать твою, - с придыханием сказал кто-то.
Кроуфорд повернул голову. Фудзимия, свесив ноги с жертвенника, с омерзением избавлялся от пут. Лианы умерли вместе со своим кумиром, и теперь чернели и скручивались, издавая гнусное зловоние.
- Фудзимия, - без выражения сказал Брэд. – А что ты здесь делаешь?
Абиссинец безмолвно открыл рот, потом сжал губы, словно опасаясь наговорить лишнего.
- Культурно развиваюсь, - наконец сказал он, аккуратно выговаривая слова.
- Культурно? - Оракул окинул его красноречивым взглядом и ухмыльнулся.
Голый Фудзимия, покрытый кровоточащими царапинами, с окровавленными запястьями и лодыжками, перемазанный соком лиан и источающий тяжёлый пряный травяной запах, не имел никакого отношения к слову «культурно».
- Ах ты сволочь, - ласково сказал Абиссинец, - ты ещё смеешь надо мной смеяться?
- И в мыслях не было, - лениво ответил Брэд. – Я серьёзен, как никогда.
- Да ты меня вообще благодарить должен, - нахмурился Ая. – Если б не я…
- Ну спасибо, - сказал Кроуфорд, найдя, наконец, удобную позу и облегчённо вздыхая. – Жрать хочу, - пожаловался он в никуда.
- Вы очень друг другу подходили, - язвительно усмехнулся Фудзимия. – Две Твари Тьмы всегда найдут общий язык.
- Ты можешь мне не поверить, но я тоже жертва, - заявил Кроуфорд.
- Угу, не поверю, - поддакнул Ая. – Жертвы были трое азиатов, я четвертый. А кстати, почему именно азиаты? Сентиментальные воспоминания о Японии заели?
- Это из-за тебя! Наверняка я так хотел спустить с тебя шкуру, что это передалось нашему Вицли-Пуцли, - сказал Брэд, и тут его поразила догадка, которой давно следовало бы постучаться ему в голову. Видимо, та же догадка поразила и Фудзимию, потому что он спрыгнул с жертвенника и встал в боевую стойку.
Лишённый очков, в предрассветных сумерках, Кроуфорд видел расплывчатый силуэт давнего врага, но он и без участия зрения великолепно представлял себе его мрачный фиолетовый взгляд, упрямо сжатый рот, подтянутое тело, и всё это в совокупности вызывало знакомое ощущение голода. Сосало под ложечкой, и в солнечном сплетении стремительно раскручивался маленький смерч.
Оракул встал, придерживаясь за жертвенник. Засыпанное гниющими лианами и трупиками бабочек каменное сооружение выглядело жалко. Истукан рядом с ним застыл, нелепо протянув одну руку и едва опираясь на согнутую в колене ногу. Казалось, он вот-вот упадёт и расколется на куски. На его голове Кроуфорд заметил что-то блестящее. Он взобрался на жертвенник и снял свои очки с каменного чела.
Ая, не шевелясь, ждал, пока Кроуфорд вооружится очками.
У Брэда страшно кружилась голова, но мир снова обрёл чёткость, и он был этому рад. Четкость обрели и его мысли.
Кроуфорд, старясь твёрдо ставить ноги, приблизился к ощетинившемуся Фудзимии.
- Придурок, - снисходительно усмехнулся он, - а я ведь и сам не осознавал… Но теперь не уйдёшь, некуда тебе уйти.
Фудзимия отступал, цепко следя за противником, а Кроуфорд надвигался на него, выпрямив спину и не глядя под ноги, и сыпал словами:
- Как ты сказал, Ая? «Приди, возлюбленный мой, выйдем в поле»? Это ведь было приглашение, да? Я так и понял! Сладкоречивая Суламифь!
- Э? – последний эпитет настолько вывел Абиссинца из себя, что он даже остановился. – Ты… Да ты… Сволочь! Я просто защищался!!!
- Отчего же ты выбрал именно этот текст? Не шквал международных ругательств, не «Марсельеза» с «Интернационалом», - ничего другого, а ветхозаветная любовная лирика. Друг мой, да ты выдал себя с головой!
Брэд вплотную приблизился к Фудзимии и обнял его. Ая так дрожал, что клацали зубы, но попыток уделать оракула в ближнем бою не предпринимал.
Там я окажу ласки мои тебе, - шепнул Кроуфорд по-японски и повалил Абиссинца наземь.
Ая оказался на удивление податливым. Оракул мял послушное тело, изумляясь про себя, как это несгибаемый Абиссинец вдруг превратился в покорного няшку. Фудзимия только постанывал, крепко зажмурившись и вцепившись в плечи Кроуфорда так, что побелели кончики пальцев, покорно подставляясь под железную хватку Брэдовых рук. При этом оракул в глубине души был удивлён, откуда у него самого берутся силы. Но возбуждение никуда не исчезало, и взгляд, брошенный на раскрывшегося Аю, только подстёгивал его.
Брэд наклонился и замер, не то покусывая, не то целуя шею Фудзимии. Челюсти сводило от желания впиться в пахнущую травой и потом плоть до крови, но пока оракулу удавалось держать себя в руках. В паху бился живой огонь. Кроуфорд опёрся на руку и просунул пальцы другой между ягодиц Аи.
Это было ошибкой. Фудзимия, до этого момента пребывавший будто под гипнозом, широко распахнул глаза и вскрикнул:
- Сволочь! Больно!
Брэд поднёс к глазам руку и скривился - пальцы были в крови. Досада остро полоснула по сердцу – он не слишком надеялся, что судьба в будущем щедро предоставит ему второй шанс поиметь Абиссинца.
- Что, расстроился? – насмешливо спросил Ая. – А может, давай по справедливости? Если ты, конечно, не струсишь и всё ещё хочешь меня.
Кроуфорд поднял на Фудзимию сумрачный взгляд, и неожиданно согласился.
Ая не поверил своим ушам. Он никогда даже не надеялся, что этот сильный красивый мужчина так просто решится под него лечь, и, доставая из сумки крем от загара, опасался, что он передумает. Но Брэд упрямо выпятил подбородок и крем взял. Фудзимия привалился спиной к жертвеннику, поглядывая на оракула шальными глазами.
- Растяни себя, - сказал он, - а потом сядешь на меня сверху.
Брэд выдавил на пальцы крем, с сомнением поглядел на член Фудзимии, жёсткий и крепкий даже на вид. Встал на колени над Аей и сунул пальцы себе в зад, поморщившись от не слишком приятного ощущения. Ая устремил на Кроуфорда долгий взгляд, шумно вздохнул и погладил свой член, и Брэд, сглотнув, почувствовал, что неприятное ощущение не столь уж неприятно. Он растягивал себя пальцами и глядел на Фудзимию, а тот смотрел на него и лениво трогал себя, и член Брэда, в какой-то момент опавший, снова налился кровью. Пальцы скользили внутри, анус стал эластичным, и оракулу уже начало нравиться чувство наполненности – оно прекрасно дополняло сжигающее его вожделение, обещая блаженство и всякий раз обманывая.
- Иди сюда, - шепнул Фудзимия, словно почувствовал, что Брэд уже распалился, и приглашающе качнул бёдрами.
Кроуфорд подвинулся, приподнялся над Аей, нащупал его член и стал опускаться на него. Боль обожгла крутым кипятком. Брэд сжал зубы и молча продолжил насаживаться. Ая тихо охнул.
- Стой! Не сжимайся так сильно, я же не выдержу!
Кроуфорд усмехнулся про себя – выходило, что даже в этой позиции он мог контролировать ситуацию.
- Тихо, тихо! Лучше я буду двигаться, а ты замри, - предупредил Фудзимия и двинул бёдрами.
Мир рухнул. Было больно так, что оракул едва не закричал. Но Ая, вскидывая бёдрами, схватил его за член и начал ласкать его, так что Кроуфорд отвлёкся, а когда почувствовал, что он вошёл полностью, боль отступила. Фудзимия двигался осторожно, кусая губы и лихорадочно блестя глазами. Он не отводил взгляда от лица Брэда, и это возбуждало так, что член уже был готов лопнуть от напряжения.
В какой-то момент, когда Кроуфорд, наконец, смог привыкнуть к ощущению жара внутри и расслабиться, Ая проник особенно глубоко. И тогда в мозгу у оракула словно взорвали звезду – он выгнулся дугой и закричал. Удовольствие было непереносимым. Сперма брызнула вверх.
Фудзимия невнятно ругался, пытаясь отсрочить собственный оргазм, но Кроуфорд сжался так сильно, что у него не было и шанса. Содрогаясь всем телом, Ая зажмурился и кончил.
Кроуфорд прилёг рядом с Фудзимией. Руки и ноги ещё подрагивали от напряжения, но в теле, несмотря на усталость, было некое довольство, словно он, наконец, сделал что-то, что нужно было сделать уже давно. Ая лежал и молча косился на него, гадая, что теперь будет.
- Теперь ты должен на мне жениться, - усмехнулся Кроуфорд.
- Я подумаю, - осторожно ответил Фудзимия.
Он поглядели друг на друга и засмеялись.
Светало. Любовники перелезли через ограду и искупались в море, приведя себя в относительный порядок.
- Ну ладно я, я – жертва. Но ты где свою одежду потерял? И где тела убитых? Можно их, конечно, скинуть в океан, но не думаю, что твой каменный покровитель этим занимался.
- Всё в почве, - беззаботно ответил Брэд, вспоминая, как жирная земля, вспучиваясь, поглощала мёртвые тела, а потом в считанные минуты разравнивалась, не оставляя ни малейшей неровности на поверхности. - Всё-таки это бог плодородия. Почву можно считать удобренной.
Фудзимия содрогнулся.
- И как мы теперь попадём на материк? Мало того, что мы без одежды. Но ты как объяснишь своё долгое отсутствие?
- Может, угоним катер? – предложил Брэд, смеясь.
- Согласен, - улыбнулся Ая.
- Я, вообще-то, пошутил, - осторожно уточнил Кроуфорд.
- А я нет! Проберёмся на борт, найдём что-нибудь из одежды, и — поминай как звали! Надеюсь, ты разберёшься с управлением?
- Я-то? Не сомневайся, разберусь! Управление – это мой талант!
Кроуфорд кичливо выпятил голую грудь.
До прибытия катера оставалось совсем немного.
Название: Ритуал
Жанр: попытка хорора, НЦа 17, местами юмор
Пейринг: брэдоран же!
Поехали?
1
- Вы только посмотрите, какая луна! Бог ты мой! Не луна – лунища!
Брэд поморщился – восторженные нотки в голосе жертвы царапали слух.
- Ну не будьте таким серьёзным, Кроуфорд! Мы ведь не на работе, мой драгоценный незаменимый секретарь, можно и расслабиться. Взгляните на небо!
Кроуфорд послушно поднял глаза кверху. Луна красовалась на тёмном небе круглым жёлтым блином, заливая всё вокруг светом, неярким, но достаточным, чтобы обмануть самый пристальный взгляд. Древнее святилище, при свете дня поражавшее гармонией форм и чистотой линий, теперь словно ожило. Полные эротического смысла барельефы, казалось, задвигались, имитируя соитие; тени мелькали, подчёркивая затеплившуюся в камне жизнь.
«Ерунда, просто обманчивый свет, лёгкий ветер, качающий побеги плюща, которыми тут всё заросло, и ничего больше, - подумал Брэд и тут же ощутил лёгкую тревогу, поняв, что только что пытался себя успокоить. – Я идиот! Нечего волноваться, тут нет никакой мистики».
- Луна прекрасна, сэр, - сказал он, поддерживая разговор. – Вы не устали? Всё-таки мы здесь с самого утра. Не присесть ли вам?
- Да-да, непременно, хоть ваше предложение и подчёркивает мой возраст и немощность, - усмехнулся Макгвайр. – Я хочу вон туда, под статую. Видите? Там как раз есть нечто вроде лавки.
- Гид рассказывал, что это жертвенник, - неприятно усмехнувшись, напомнил Кроуфорд. – И на нём приносились жертвы ещё в начале прошлого века.
- Совсем недавно! А теперь это место топчут любопытные праздные людишки, которым нет никакого дела до древних богов. Всё – тлен! Грустно это, молодой человек!
Макгвайр уселся на жертвенник, представлявший собой нечто вроде длинной каменной скамьи, украшенной резным фризом. По углам скамьи ещё виднелись отверстия, оставшиеся от креплений кандалов.
- Видите? – указал Макгвайр, - сюда приковывали невинную жертву, самую прекрасную девушку в городе, а потом дефлорировали её каменным фаллосом, прежде, чем перерезать горло. Чудовищно богатая фантазия была у наших предков. Сядьте рядом.
Сенатор повелительно похлопал рядом с собой. Кроуфорд нехотя подчинился.
- Мы сидим на жертвеннике, том самом, где ещё недавно лилась кровь. Впрочем, я всегда мечтал совершить какое-нибудь кощунство! Думаю, что теперь, когда я добился всего, о чём мечтал, я могу позволить себе и это. Брэд! Могу я вас так называть, мальчик мой?
Кроуфорд кивнул. Развязка этого спектакля была близка, он ничем не рисковал. Предвиденье молчало, а это значило, что ему ничего не угрожает. Инструкции, полученные от руководства, были точны – господин Макгвайр не должен был встретить завтрашнее утро. Самому оракулу даже нравились пышные декорации, на фоне которых ему придётся выполнить заказ.
- Знаете, Брэд, я прожил долгую жизнь, много повидал, и считал, что уже не способен думать о чём-то, кроме честолюбивых устремлений, но я ошибся. Рядом с вами, мой мальчик, моё сердце бьётся чаще. Вы наверняка в курсе моих чувств, иначе вы не стали сопровождать меня сюда и оставаться со мной ночью. Не так ли?
Сенатор придвинулся плотнее и обнял Кроуфорда.
«Вперёд, Брэдли, или ты его завалишь, или он тебя! Впрочем, если так хочешь, то можешь сделать это и потом, после сногсшибательного секса» - ехидно прозвучало в голове у Кроуфорда. Подсознание шутило – команду оракул оставил на берегу, ибо не предвидел в выполнении задания никаких сложностей, и давать мысленные идиотские советы было попросту некому.
- Я хочу заняться с тобой любовью, - хрипло шептал Макгвайр, слепо хватая Кроуфорда за пряжку ремня. – Здесь, под статуей бога плодородия, на этом жертвеннике!
Не обращая внимания на шарящую в трусах руку, Брэд медленно вытащил пистолет и поднёс его к носу Макгвайра, с удовольствием наблюдая, как с моложавого лица, венца трудов стольких пластических хирургов, сползает выражение похотливой жадности.
- Пожалуй, я готов поддержать вас, сенатор, и принести жертву, - Брэд оскалился и, не торопясь, нажал на курок. Макгвайр боком повалился на жертвенник. Пуля оставила аккуратное отверстие посреди лба, из которого скупо потянулась струйка крови. Брэд брезгливо сморщился – в момент гибели мужчина обмочился, и на его брюках расплывалось мокрое пятно, пачкая жертвенный камень. Возможно, он не только обмочился, но и кончил, - внезапно понял оракул, и от этого ему стало не по себе.
- Ты никогда не любил меня! Ты просто хотел воспользоваться моей невинностью! – с пафосом произнёс Кроуфорд, желая этой выходкой развеять неприятный осадок, и картинно подул на дуло пистолета. – Чёрт, и ни одного зрителя! А я так старался! Пьеска, конечно, пошлая, но зато сколько чувства вложено, и никто не оценит.
Брэд спрятал оружие в кобуру. Луна сияла вовсю, и в её свете натёкшая на жертвенник кровь казалась чёрным мазком туши на серой бумаге. Но вдруг свет вокруг начал тускнеть. На мёртвое тело упала гигантская тень. Кроуфорд поднял голову – огромный идол, скалясь каменным ртом, навис над ним, и глаза его, живые, алые, с вертикальной щелью зрачка, злорадно пялились прямо в душу оракула.
Кроуфорд, не веря своим глазам, поднял руку. Пистолет привычно скакнул в ладонь. Хватая воздух пересохшим ртом, Брэд отчаянно жал на курок. Пули врезались в каменного истукана, оставляя щербины, но тот наклонялся всё ниже и ниже, и когда Кроуфорд, вхолостую щёлкая курком, наконец отбросил бесполезное оружие в сторону, огромное лицо заслонило небо. Зрачки-щёлочки расширились, заполнив собой всю радужку, и Брэд, заглянув в них, почувствовал, что теряет сознание.
2- Не понимаю, неужели тебе мало в жизни адреналина? На моей памяти тебя вроде бы никогда не тянуло к приключениям в стиле Индианы Джонса.
Ёдзи критически осмотрел в зеркале своё отражение, выпятил щёку, потом довольно кивнул и смыл с лица мыльную пену. Промокая полотенцем свой прекрасный лик, он вышел из ванной.
Ая сидел на кровати по-турецки и читал толстый красочный путеводитель. Ёдзи крадучись приблизился к кровати, забрался на неё и обнял Фудзимию со спины, положив подбородок ему на плечо.
- А может, сходим на берег? Я такое местечко нашёл, «Лимонный гамадрил» называется! А? Сходим? Девочек снимем. Или мальчиков? Представь, я до сих пор не знаю, кто тебе больше по вкусу! Ты такой таинственныыый! – фальцетом проворковал Кудо, водя носом по Аиному затылку. – Ты меня прямо заводишь!
Ая осторожно положил путеводитель на тумбочку. В следующее мгновение он резко повернулся, перехватив Ёдзи за запястья, перевернул его на кровать и уселся сверху.
- Плохой кот, шкодливый кот, - приговаривал он, возя подушкой по лицу штатного плейбоя, - распускает лапы, суёт их, куда не следует!
Кудо ржал и дрыгал ногами, вяло отпихивая подушку. Наконец, Ая отпустил друга, засмеялся и рухнул рядом, прикрыв глаза.
- Ну вот, всю причёску испоганил, - проворчал Ёдзи, садясь на кровати.
- Не волнуйся, тебя ничем не испортишь, ты и так прекрасен, как бог!
- И это он говорит, даже не открывая глаз. Хоть бы посмотрел на меня для приличия, прежде чем расхваливать!
- Не вижу смысла, ибо это – аксиома, не требующая подтверждения. Солнце всходит на востоке, Япония расположена на островах, а Ёдзи Кудо прекрасен как бог. Хочешь поспорить?
Ая перевернулся на живот и уставился на Кудо.
- Перестань, я смущаюсь! – промурлыкал Ёдзи, спархивая на пол и кокетливо виляя задом, обтянутым какими-то немыслимыми плавками, украшенными стразовыми сердечками на ягодицах. – Нет, в самом деле, пойдём развлечёмся. Что тебя тянет на этот остров?
- Мне и вправду интересно, - сказал Фудзимия, - а с тобой, пока ты в этих стрёмных плавках, я не то, что на пляж, я в один автобус не сяду.
- Не беспокойся, я найду, что надеть поверх плавок.
Ёдзи полез в шкаф. Конечно, они ехали не отдыхать, и потому взяли с собой минимум одежды, но Ёдзин «минимум» всё равно оставался броским и дорогим.
- Может, вот это? Это достаточно открыто, и можно будет показать мой загар. Кстати о загаре. Хочешь, я натру тебе спинку кремом, сладкий?
Шер – Асаби пользовался славой модного дорогущего курорта, места отдыха суперэлиты, и Персия из всего состава Вайсс при всём старании смог отправить сюда только двоих, причём номер он забронировал всего один, правда, роскошный, но с единственной спальной комнатой и с единственной огромной кроватью в форме сердца. Это обстоятельство, да ещё шепоток обслуги за спиной, и давало обильную пищу для Ёдзиных издёвок. Тем более что подначивать Фудзимию ему нравилось всегда.
- Хорошо, - пожал плечами Ая и кивнул на тумбочку. – Крем в ящике.
Поспешно вернув на место отвисшую челюсть, Ёдзи потянулся за тюбиком. Фудзимия скинул рубашку и повернулся спиной.
- Ая, а у тебя укешная спина, - не удержался Ёдзи, втирая крем.
На самом деле Ая не был ни хрупким, ни женственным, скорее жилистым и тонкокостным. И тело у него было вполне развито, как у человека, чья жизнь напрямую зависит от силы и ловкости. А ещё он был грациозным, как дикое животное, и именно эта грация в сочетании с белой кожей и тонкими чертами лица и делала его облик странно притягательным даже для такого законченного натурала, как Ёдзи, который и сам не понимал, почему ему так нравится подкалывать Фудзимию и вести себя, словно дурно воспитанный педик из дешёвой комедии. Тем более, что весь опыт сексуального общения с мужчинами для Кудо ограничивался единственным случаем совместной дрочки (в компании с Хидакой) под аккомпанемент фильма для взрослых. Но смущать Фудзимию стало чем-то вроде любимого хобби, несмотря на то, что Ая скоро привык и перестал краснеть и злиться.
- Укешная? – переспросил Фудзимия, и в его голосе Ёдзи отчётливо услышал смешок. – Ты говоришь так, словно у тебя большой опыт по этой части.
- Ну, чего только не наслушаешься от современных барышень, - посетовал Кудо. – Ну да ладно, я закончил. Ты точно не хочешь ко мне присоединиться?
Ая отрицательно покачал головой.
- Вместо того, чтобы прожаривать на солнце свою задницу, я уж лучше съезжу на экскурсию.
- Ничего ты не понимаешь, Фудзимия! Ну да что с тобой поделаешь, дремучий ты наш! Ладно, поезжай на свой остров, смотри только, не пожалей. Если что, я на связи. Ну, чмоки-чмоки?
Ая засмеялся и запустил подушкой в кривляку-Балинеза, но тот уклонился от снаряда и выскочил из комнаты.
Всё ещё усмехаясь, Кудо сбежал по ступенькам на пляж. Впереди был ещё один прекрасный день.
После выполнения миссии оба боевика сочли справедливым воспользоваться здешним комфортом и отсрочить своё возвращение на пару суток.
Среди всей этой роскоши – лазурного моря, ярко-синего неба и ослепительно белого песка – Ёдзи чувствовал себя как рыба в воде, точнее – как хищная рыба в воде, полной мелкой беззащитной рыбёшки. Женщины – загорелые, длинноногие, томно цедящие коктейли под зонтиками, в возрасте от пятнадцати до шестидесяти (все, как на подбор, стабильно выглядевшие на двадцать пять) не могли противиться его очарованию. Не слишком мешали даже их мужчины – моложавые и холёные, у которых на лбу была написана стоимость принадлежащих им компаний, акций и банковских счетов.
Фудзимия снисходительно смотрел, как Кудо погружается в пучину разврата, но сам так и не присоединился, к немалой досаде последнего. Вместо этого он увлёкся местным пантеоном, представленным главным божеством – богом плодородия с длинным непроизносимым именем, чей храм, выстроенный в незапамятные времена на острове Року, привлекал множество туристов. Дважды в сутки туда отправлялся катер, полный желающих приобщиться к культурному наследию, а вечером катер отвозил паломников обратно. Таким образом, ночью остров оставался пуст. Впрочем, всегда находились романтичные парочки, желавшие провести ночь в столь экзотическом месте, и не у всех свидание закончилось хорошо.
Началось всё четыре месяца назад, когда оставшиеся ночью на острове двое мужчин – один видный политик и его секретарь – бесследно исчезли. К изумлению Фудзимии, даже жёлтой прессе заткнули рты, и про этот самый первый случай ему почти ничего не удалось узнать. Даже имя фигурантов старательно замалчивалось. По-видимому, кому-то очень не хотелось, чтобы газетчики раздували шумиху вокруг этого дела.
После этого было ещё три случая исчезновения, по разу в месяц, и каждое приходилось на полнолуние. Причём исчезали почему-то не девушки, а их парни.
Свидетельницы, все, как одна, рассказывали, что их настигал необоримый сон, и, проснувшись утром, они не находили своих спутников.
Все жертвы были ярко выраженными монголоидами, в возрасте до двадцати пяти лет, худощавого телосложения, и больше их ничто не связывало.
Один был сыном звёздной пары из Гонконга, другой – любовником владелицы сети отелей во Флоренции, третий – известный китайский шоумен. Все трое никогда не сталкивались друг с другом и не имели общих знакомых. Ничего общего, кроме расовых признаков и того, что они переночевали на острове Року в полнолуние и бесследно исчезли.
Следующее полнолуние уже началось.
- Я не работаю бесплатно, - вслух произнёс Фудзимия. – Мне просто интересно, вот и всё.
Белоснежный катер рассекал прозрачную, как желе, воду, играючи отбрасывая от бортов белые барашки волн. Ая стоял у борта и смотрел на приближающийся берег.
На нём была шёлковая сиреневая рубашка с длинными рукавами, защищающая нежную кожу от солнечных ожогов, бежевые льняные брюки и сандалии. Голову покрывала соломенная шляпа с высокой тульей. Шокер и купленный на местном рынке нож, стилизованный под этническое изделие, он спрятал в наплечной сумке.
Фудзимия чувствовал себя уверенно с таким оружием. Впрочем, при необходимости он мог бы справиться с убийцей и голыми руками, но надеялся, что до такого просто не дойдёт.
Он был один, но на его стороне была внезапность и опыт убийцы.
Вместе с Аей на остров прибыли человек десять туристов, преимущественно европейцев. Четверо явно были друзьями и общались исключительно внутри своего маленького кружка, не обращая внимания на остальных. Между собой, насколько Ая понял, они разговаривали по-немецки. Также там было три молоденьких китаянки, очень хорошеньких, и три пожилых американца. Американцы вовсю заигрывали с девушками, те только вежливо улыбались и отмалчивались, но стоило мужчинам пропасть из вида, начинали весело щебетать на своём языке.
Храмовый комплекс помещался за каменной оградой, куда вели большие квадратные ворота. Их массивные створки потемнели от времени, и в тех местах, что позволяла увидеть оковывавшая их бронзовая решётка, казались резными от ходов, оставленных в дереве целыми поколениями жуков-древоточцев.
Ая ступил во двор. Вымощенный булыжником пол за тысячелетия невольной полировки ногами прихожан приобрёл восковой блеск. Ограда с внутренней стороны заросла плющом и неизвестным Фудзимии тропическим вьюнком, дерзко расцветившим пейзаж ярко-алыми крупными цветами. От них исходил круживший голову тяжёлый пряный запах.
По обе стороны от входа высились стелы с выбитыми на них письменами. Гид, молодая девушка в легкомысленном платье на бретельках, объяснила, что здесь записан текст молитв, с которыми следует обращаться к богу плодородия, и эти молитвы в древности использовались во время ритуала.
Пёстрая толпа туристов во главе с гидом потянулась мимо стел, внутрь комплекса. Ая пошёл следом.
Внутри двора помещались небольшие постройки, представляющие собой открытые все ветрам навесы, опирающиеся на колонны. Колонны из мягкого песчаника сохранили на своей поверхности витые линии странных рисунков. На них сплетались стебли растений, сцепляясь листьями-ладошками в тесном объятии, распускались фантастические цветы с человеческими лицами и зрели гигантские ягоды, с чьих гладких боков на шокированных зрителей смотрели глаза.
Фантасмагория рисунков, достойных самого Дали, заставила Аю поёжиться и отвести взгляд.
В то время как гид, периодически снижая голос до драматического шёпота, рассказывала о культе бога плодородия, со вкусом описывая сцены ритуальной дефлорации и убийства, Фудзимия отделился от группы и начал обследовать окрестности в поисках хоть каких-то следов преступления.
Остров был мал – крошечная песчинка на лике великого океана, этакий храм на воде. Там никогда не было жилья, только жертвенник и постройки, в которых опоённая афродизиаками жертва проводила последнюю в своей жизни ночь. Еще имелся временный домик для жрецов, отправлявших этот культ, а также множество камней и стел, украшенных барельефами.
Внимательно осматривая их, Фудзимия не уставал поражаться порочной фантазии заказчиков подобных скульптур. Тут главенствовал секс во всех его проявлениях. В соитии смешались люди, животные и мифические персонажи. В ход шли щупальца, фаллосы в виде кукурузных початков и ростки в виде фаллосов. Оргия противоестественная, безобразная, дикая, и… завораживающая.
Ая потряс головой, избавляясь от липкого ощущения чужих рук на своём теле и чувствуя, как пересохли и саднят губы. Он поспешил выбраться из комплекса и пошел вокруг, обходя его с внешней стороны. Вскоре он понял, что кроме самого храма здесь ничего нет. Никаких забегаловок и лавчонок, милых сердцу рядового туриста, ничего, кроме причала, каменной ограды и кромки прибоя, сторожащего границу между сушей и океаном.
Нет мест, где можно было бы спрятаться самому или спрятать улики. Ничего, кроме расстилающейся вокруг сверкающей водной глади.
Досадуя на безрезультатность своих поисков, Фудзимия направился обратно. Поблуждав некоторое время между стел, он набрёл на укромное местечко возле забора, и укрылся там под сенью плюща дожидаться темноты.
Он сидел долго, изредка пил воду из бутылки и слушал знойный стрёкот местных кузнечиков. В конце концов жара и безделье сделали своё дело – и Ая уснул, положив голову на камень. Сквозь сон Фудзимия ещё слышал шум двигателя отходящего катера, но потом и он прекратился, и больше ничто не нарушало покой спящего.
3Ая проснулся, когда повеяло вечерней прохладой. Он открыл глаза и чуть не подскочил – прямо возле его лица на камне сидела большая бронзовая ящерица. Шевеление человека испугало её. Она вильнула хвостом и припустила прочь, царапая камень крохотными коготками.
Фудзимия перевёл дух и взглянул на небо. Закат алел кровоточащей раной, обещая скорое наступление темноты. День быстро, как это бывает в тропиках, угасал, на смену дневной суете пришла тишина.
Ая прислушался, но услышал только тихий шорох потревоженных ветром листьев да мерный рокот волн за стеной. Убедившись, что рядом никого нет, он вышел из своего убежища.
Он был один. Ворота были закрыты, отрезая пути к отступлению, впереди возвышалась крыша центрального храма, и Фудзимия направился туда.
К храму вела извилистая тропинка, проложенная между большими валунами, на которых были изображены сцены поклонения божеству. У Аи не было времени подробно их рассматривать, да и освещение оставляло желать лучшего – солнце уже закатилось, а бледная луна ещё не вошла в полную силу, но краем глаза он успел увидеть, как божество одаривает людей плодами земли, получая в жертву девушку. В пользу пола жертвы говорили гипертрофированно большие груди и длинные волосы.
«Странно, - подумал Фудзимия, - отчего же всё-таки пропадают именно мужчины?»
В самом деле, если убийца вдохновляется образом здешнего кумира, он просто обязан похищать женщин. Даже не являясь специалистом по криминальной психологии, Ая это понимал. Но может ли быть, что вкусы преступника всё-таки взяли верх над его навязчивой идеей подражания божеству? Но тогда это означает, что убийца – гей?
Размышляя над этими странностями, Ая добрался до главного храма.
Святилище представляло собой открытый портик, опирающийся на колонны. Посреди него возвышалась статуя, перед которой находился жертвенник. Фудзимия наклонился над ним, выискивая при свете угасающего дня хоть какие-то следы преступления. Ему почудилось, что на поверхности камня проступило бурое пятно. Ая встал на колени и приблизил к нему лицо, силясь рассмотреть улику. В этот момент солнце бросило на землю прощальный луч и закатилось за горизонт. Небо, как это бывает на юге, потемнело сразу, и пятно стало вовсе неразличимым.
Внезапно до Аи донёсся слабо различимый шум. Фудзимия вскочил на ноги и выхватил из сумки нож. Он был готов встретить противника, но то, что надвигалось на него из зарослей плюща, заставило его в растерянности отступить.
Бесформенное тёмное облако не было похоже ни на что, виденное когда-либо. Оно было, словно призрак, или гость с другой планеты – серое, мохнатое, оно состояло из частиц, которые хаотично двигались, производя сухой безжизненный треск. Ая не знал, каким оружием можно убить ЭТО.
Когда ОНО подлетело ближе, Фудзимия разглядел, что это огромный рой ночных бабочек колоссального даже для тропиков размера. Само по себе это скопление насекомых не производило впечатления чего-то угрожающего человеческой жизни, но звук, с которым они передвигались, то и дело сталкиваясь хитиновыми лапками, тельцами и крылышками размером с чайное блюдце, заставил Аю покрыться мурашками от омерзения.
Тем временем луна засияла на небе в полную силу. Всё вокруг осветилось, отбрасывая резкие тени, и даже подозрительное пятно на жертвенном ложе стало ясно видно.
Ае почудилось шевеление возле жертвенника. Он только повернул голову на тихий звук, но тут его рук и ног что-то коснулось, и он не успел опомниться, как кто-то или что-то схватило его и растянуло на камне.
Фудзимия рванулся что было сил и увидел, как из-под камня, пробивая бугрящуюся жирную почву, появляются бледные ростки толщиной с большой палец сильного мужчины. Они росли на глазах, выпускали шевелящиеся усики, свивались в живые канаты и стягивали руки и ноги лежащего на жертвеннике.
На какой-то момент хладнокровие покинуло Абиссинца и он стал отчаянно рваться из пут, уже не надеясь выбраться. Но живые путы так сдавили Фудзимию в своих объятиях, что он захрипел и упал на жертвенник, почти теряя сознание. В глазах его потемнело, но сквозь обморочную пелену Ая видел и ощущал, как цепкие, покрытые волосками стебли срывают с него одежду.
Фудзимия лежал обнажённый на жертвенном камне, спиной ощущая каждую трещинку и песчинку на его поверхности. Ожившие лианы надёжно привязали его руки и ноги к углам скамьи, а один побег сдавливал шею, так что Ая не имел возможности даже поднять голову.
Перед глазами Фудзимии высилась статуя бога плодородия. Полная луна ярко освещала её лицо, и Ая удивился, что оно было типично европейским. Прямой нос, большие, широко раскрытые глаза, твёрдый упрямый подбородок, изогнутая линия губ – что-то было в этом облике смутно знакомое, но Фудзимия так и не сумел вспомнить, что именно. Волосы божества, приподнятые надо лбом чем-то вроде диадемы, спадали на спину львиной гривой. Широкие плечи, мускулистый торс и стройные бёдра отвечали античным канонам мужской красоты, но никакому Праксителю или Фидию и в голову бы не пришло наделять свои творения фаллосом вроде того, что отягощал сейчас чресла этой статуи.
Он бесстыдно возносился вверх, красуясь раздутой головкой, точно кобра своим капюшоном, и размер его превосходил не только всякое воображение, но и здравый смысл.
Неведомый резчик так тщательно обработал эту деталь, что Ая без труда видел вздувшиеся на его стволе вены, и, закрыв глаза, мог почувствовать, каким напряжённым он может быть в его руках или губах.
Между тем, пока Ая разглядывал статую, воздух над ним пришёл в движение и колышащееся облако закрыло собой луну. Рой бабочек начал снижаться над Фудзимией, и он почувствовал, как страх быть заживо погребённым под горой шевелящихся телец сжимает ему горло.
Ему захотелось кричать, рваться из живых верёвок, сдирая в кровь руки, биться затылком о твёрдый камень, чтобы ничего больше не слышать и не видеть, но Ая знал, что стоит только позволить себе это, как безумие, уже подкравшееся и ждущее удобного случая, навсегда овладеет его рассудком.
Бабочка подлетела совсем близко, и Фудзимия с ужасом увидел, что у насекомого человеческое лицо, бесполое, толстощёкое, похожее на мордашку херувимчиков с картин старых мастеров. Насекомое приоткрыло ротик, и трубчатый хоботок высунулся между пухлых губ и коснулся щеки Аи. Шершавый, сухой и сильный.
И тогда Фудзимия закричал.
Казалось, что этот звук послужил спусковым крючком для остального роя, потому что, не успели отзвуки его рассеяться в ночной темноте, как насекомые опустились на Аю. Он чуть не сошёл с ума от мерзкого ощущения царапающихся лапок на своём теле; он сразу начал задыхаться, словно похороненный заживо. Адские бабочки жадно, точно это был нектар, слизывали соль с его кожи, и Фудзимия уже начал кое-где чувствовать боль, как будто они сумели прокусить её насквозь.
Ая в кровь разодрал кисти рук, пытаясь высвободить их из захвата, но безуспешно. Лианы держали не хуже цепей. Он уже совсем впал в отчаяние, как насекомые стали разлетаться.
Фудзимия перевёл дух. Кожа горела. Из бесчисленных ранок, оставленных крохотными языками, сочилась кровь, но это было не так страшно как невозможность высвободить руки и ноги. Хватка живых пут не ослабевала.
Ая перевёл взгляд на статую, и ему показалось, что кумир пошевелился. Совсем чуть-чуть, почти незаметно, но достаточно, чтобы не перепутать это осознанное движение с танцем теней, вызванным ветром или набежавшим облаком. После этого Фудзимия уже не мог отвести взгляд от божества.
Он видел, как статуя повернула массивную голову и посмотрела на его распростёртое беспомощное тело, и в её каменных глазницах сверкнули алые глаза. А потом кумир повёл плечами, словно разминаясь после долгой спячки, и сошёл со своего места. Каменные ноги, заканчивающиеся львиными лапами, шагнули вниз с пьедестала, воловий хвост гибко хлестнул воздух – бог плодородия ожил, и камень сменился живой плотью. Лунный свет сиял на гладкой бронзовой коже. Блестела диадема, венчавшая голову, хищно сверкали огненно-алые зрачки. Оживший бог обратил своё лицо к Фудзимии и его губы раздвинулись в ухмылке, показав длинные волчьи клыки.
Кумир мягким танцующим шагом подошёл к поверженной жертве. Его чудовищный член стоял, внушая Ае беспредельный ужас – выжить после близкого знакомства с ним не представлялось возможным. Лунный свет мерцал на камнях диадемы, на ехидном оскале, и снова Абиссинцу почудилось что-то до боли знакомое в этой наглой ухмылке. Он лихорадочно пытался вспомнить, словно именно от этого зависела его жизнь, но блеск диадемы отвлекал, приковывая к себе внимание. Фудзимия вгляделся и в который раз остолбенел: поверх драгоценной диадемы, каким-то чудом не сползая вниз, красовались печально знакомые очки оракула из Шварц, и их стёкла отбрасывали блики не хуже драгоценных камней.
Ухмылка проклятого идола окончательно убедила Аю, что без Кроуфорда здесь не обошлось. Он рванулся из последних сил, раздирая в кровь запястья.
- Кроуфорд! – выкрикнул Фудзимия. – Ублюдок! Сдохни, сука!
В глазах ожившего кумира мелькнула растерянность. Он замешкался, но лишь на мгновение - Ая не успел почувствовать хотя-бы тень слабой надежды. Лианы с новой силой стиснули щиколотки Фудзимии, разводя его ноги в стороны. Бог плодородия опёрся коленом на жертвенник и наклонился к Ае. Его член толкнулся между ягодиц Фудзимии, и тот взвыл от жгучей боли. Из глаз брызнули слёзы. А кумир, утробно рыча, вцепился в плечи жертвы, намертво прижав её к каменной скамье, и продолжал пропихиваться в сжавшийся анус. Страшно было представить, что будет, когда его попытки увенчаются успехом.
Безумие подмигнуло Фудзимии и расхохоталось. Ая хрипло рассмеялся в ответ - ему стало так весело и легко, что боль отступила куда-то далеко. Реальность стремительно ускользала в темноту, рассудок агонизировал.
« - Приди, возлюбленный мой, выйдем в поле, побудем в селах;
- Поутру пойдем в виноградники, посмотрим, распустилась ли виноградная лоза, раскрылись ли почки, расцвели ли гранатовые яблоки; там я окажу ласки мои тебе» - корчась от безумного смеха, продекламировал Фудзимия всплывшие откуда-то из прошлой жизни строки.
Оживший монстр прекратил свои попытки вторжения и близоруко моргнул.
- Фарфарелло? – неуверенно произнёс он. – Ты как тут оказался?
Красный блеск в глазах померк, уступая место золотисто-карему.
« - Уклони очи твои от меня, потому что они волнуют меня!» - завопил Фудзимия и что было силы вцепился зубами в ухо неосторожно наклонившегося к нему мучителя.
Кумир обиженно зарычал и выпрямился, замотав головой, отчего Ае пришлось разжать зубы. По шее бога плодородия заструились тёмно-вишнёвые капли. Монстр неуверенно шагнул назад и застыл. Его тело стало покрываться каменной коркой, снизу, с подушечек львиных лап, и до самой макушки. От стремительно каменевшей статуи отделилась мужская фигура. Вначале призрачная, почти прозрачная, она с каждым мгновением обретала телесность, и вскоре перед Фудзимией предстал оракул собственной персоной. Обнажённый Кроуфорд, шатаясь, шагнул вперёд и с размаху сел на землю, привалившись спиной к жертвеннику.
4Кроуфорд провалился в темноту, словно в наркотический сон, полный странных видений. Иногда эти видения были зримыми и вызывающими отвращение, и он радовался про себя, что спит.
Во сне оракул становился могущественным существом. Травы и цветы, насекомые и животные повиновались ему. Ощущение власти пьянило почище вина, но бывало, что жажда и голод снедали его даже во сне. Эти страдания проходили только когда он, будучи неведомым божеством, насыщался очередной жертвой. После этого Кроуфорд снова мог спать, и видеть во сне тропический остров, и ничто не беспокоило его до самого новолуния. В новолуние он снова начинал голодать, и тогда люди, приходившие на него поглазеть, вызывали в нём свирепое вожделение. Оно росло, и в ночь, когда луна появлялась на небе во всей красе, вырывалось наружу.
В глубине души, поглощённой каменным кумиром, оракул понимал, что надо проснуться, но опустившееся на него безвременье не давало ему вспомнить, кто он такой. Он жил от полнолуния к полнолунию, от жертвы к жертве, смутно ища кого-то знакомого в человеческой толпе и не находя. Кроуфорд не чувствовал ни отчаяния, ни сожаления – он спал и иногда видел сны.
Резкая боль пробудила его, боль и слова, смысл которых он не понимал, но их ритм был знаком, как материнская колыбельная знакома младенцу. Слова вычурные сложились в образ седоволосого одноглазого парня, а вместе с образом пришло и имя.
- Фарфарелло, - каркнул Кроуфорд спёкшимся горлом.
Он ещё не понимал, что свободен, не вполне осознавал, кто он и что здесь делает. Свобода принесла с собой боль и слабость. Ноги не держали, и Брэд сполз на землю, оперевшись спиной о что-то твёрдое. Земля была тёплой и влажной. Обрывки одежды, лежащие возле жертвенника, на глазах рассыпались в прах. Воздух застревал в горле - Кроуфорд заново учился дышать.
- Оракул, мать твою, - с придыханием сказал кто-то.
Кроуфорд повернул голову. Фудзимия, свесив ноги с жертвенника, с омерзением избавлялся от пут. Лианы умерли вместе со своим кумиром, и теперь чернели и скручивались, издавая гнусное зловоние.
- Фудзимия, - без выражения сказал Брэд. – А что ты здесь делаешь?
Абиссинец безмолвно открыл рот, потом сжал губы, словно опасаясь наговорить лишнего.
- Культурно развиваюсь, - наконец сказал он, аккуратно выговаривая слова.
- Культурно? - Оракул окинул его красноречивым взглядом и ухмыльнулся.
Голый Фудзимия, покрытый кровоточащими царапинами, с окровавленными запястьями и лодыжками, перемазанный соком лиан и источающий тяжёлый пряный травяной запах, не имел никакого отношения к слову «культурно».
- Ах ты сволочь, - ласково сказал Абиссинец, - ты ещё смеешь надо мной смеяться?
- И в мыслях не было, - лениво ответил Брэд. – Я серьёзен, как никогда.
- Да ты меня вообще благодарить должен, - нахмурился Ая. – Если б не я…
- Ну спасибо, - сказал Кроуфорд, найдя, наконец, удобную позу и облегчённо вздыхая. – Жрать хочу, - пожаловался он в никуда.
- Вы очень друг другу подходили, - язвительно усмехнулся Фудзимия. – Две Твари Тьмы всегда найдут общий язык.
- Ты можешь мне не поверить, но я тоже жертва, - заявил Кроуфорд.
- Угу, не поверю, - поддакнул Ая. – Жертвы были трое азиатов, я четвертый. А кстати, почему именно азиаты? Сентиментальные воспоминания о Японии заели?
- Это из-за тебя! Наверняка я так хотел спустить с тебя шкуру, что это передалось нашему Вицли-Пуцли, - сказал Брэд, и тут его поразила догадка, которой давно следовало бы постучаться ему в голову. Видимо, та же догадка поразила и Фудзимию, потому что он спрыгнул с жертвенника и встал в боевую стойку.
Лишённый очков, в предрассветных сумерках, Кроуфорд видел расплывчатый силуэт давнего врага, но он и без участия зрения великолепно представлял себе его мрачный фиолетовый взгляд, упрямо сжатый рот, подтянутое тело, и всё это в совокупности вызывало знакомое ощущение голода. Сосало под ложечкой, и в солнечном сплетении стремительно раскручивался маленький смерч.
Оракул встал, придерживаясь за жертвенник. Засыпанное гниющими лианами и трупиками бабочек каменное сооружение выглядело жалко. Истукан рядом с ним застыл, нелепо протянув одну руку и едва опираясь на согнутую в колене ногу. Казалось, он вот-вот упадёт и расколется на куски. На его голове Кроуфорд заметил что-то блестящее. Он взобрался на жертвенник и снял свои очки с каменного чела.
Ая, не шевелясь, ждал, пока Кроуфорд вооружится очками.
У Брэда страшно кружилась голова, но мир снова обрёл чёткость, и он был этому рад. Четкость обрели и его мысли.
Кроуфорд, старясь твёрдо ставить ноги, приблизился к ощетинившемуся Фудзимии.
- Придурок, - снисходительно усмехнулся он, - а я ведь и сам не осознавал… Но теперь не уйдёшь, некуда тебе уйти.
Фудзимия отступал, цепко следя за противником, а Кроуфорд надвигался на него, выпрямив спину и не глядя под ноги, и сыпал словами:
- Как ты сказал, Ая? «Приди, возлюбленный мой, выйдем в поле»? Это ведь было приглашение, да? Я так и понял! Сладкоречивая Суламифь!
- Э? – последний эпитет настолько вывел Абиссинца из себя, что он даже остановился. – Ты… Да ты… Сволочь! Я просто защищался!!!
- Отчего же ты выбрал именно этот текст? Не шквал международных ругательств, не «Марсельеза» с «Интернационалом», - ничего другого, а ветхозаветная любовная лирика. Друг мой, да ты выдал себя с головой!
Брэд вплотную приблизился к Фудзимии и обнял его. Ая так дрожал, что клацали зубы, но попыток уделать оракула в ближнем бою не предпринимал.
Там я окажу ласки мои тебе, - шепнул Кроуфорд по-японски и повалил Абиссинца наземь.
Ая оказался на удивление податливым. Оракул мял послушное тело, изумляясь про себя, как это несгибаемый Абиссинец вдруг превратился в покорного няшку. Фудзимия только постанывал, крепко зажмурившись и вцепившись в плечи Кроуфорда так, что побелели кончики пальцев, покорно подставляясь под железную хватку Брэдовых рук. При этом оракул в глубине души был удивлён, откуда у него самого берутся силы. Но возбуждение никуда не исчезало, и взгляд, брошенный на раскрывшегося Аю, только подстёгивал его.
Брэд наклонился и замер, не то покусывая, не то целуя шею Фудзимии. Челюсти сводило от желания впиться в пахнущую травой и потом плоть до крови, но пока оракулу удавалось держать себя в руках. В паху бился живой огонь. Кроуфорд опёрся на руку и просунул пальцы другой между ягодиц Аи.
Это было ошибкой. Фудзимия, до этого момента пребывавший будто под гипнозом, широко распахнул глаза и вскрикнул:
- Сволочь! Больно!
Брэд поднёс к глазам руку и скривился - пальцы были в крови. Досада остро полоснула по сердцу – он не слишком надеялся, что судьба в будущем щедро предоставит ему второй шанс поиметь Абиссинца.
- Что, расстроился? – насмешливо спросил Ая. – А может, давай по справедливости? Если ты, конечно, не струсишь и всё ещё хочешь меня.
Кроуфорд поднял на Фудзимию сумрачный взгляд, и неожиданно согласился.
Ая не поверил своим ушам. Он никогда даже не надеялся, что этот сильный красивый мужчина так просто решится под него лечь, и, доставая из сумки крем от загара, опасался, что он передумает. Но Брэд упрямо выпятил подбородок и крем взял. Фудзимия привалился спиной к жертвеннику, поглядывая на оракула шальными глазами.
- Растяни себя, - сказал он, - а потом сядешь на меня сверху.
Брэд выдавил на пальцы крем, с сомнением поглядел на член Фудзимии, жёсткий и крепкий даже на вид. Встал на колени над Аей и сунул пальцы себе в зад, поморщившись от не слишком приятного ощущения. Ая устремил на Кроуфорда долгий взгляд, шумно вздохнул и погладил свой член, и Брэд, сглотнув, почувствовал, что неприятное ощущение не столь уж неприятно. Он растягивал себя пальцами и глядел на Фудзимию, а тот смотрел на него и лениво трогал себя, и член Брэда, в какой-то момент опавший, снова налился кровью. Пальцы скользили внутри, анус стал эластичным, и оракулу уже начало нравиться чувство наполненности – оно прекрасно дополняло сжигающее его вожделение, обещая блаженство и всякий раз обманывая.
- Иди сюда, - шепнул Фудзимия, словно почувствовал, что Брэд уже распалился, и приглашающе качнул бёдрами.
Кроуфорд подвинулся, приподнялся над Аей, нащупал его член и стал опускаться на него. Боль обожгла крутым кипятком. Брэд сжал зубы и молча продолжил насаживаться. Ая тихо охнул.
- Стой! Не сжимайся так сильно, я же не выдержу!
Кроуфорд усмехнулся про себя – выходило, что даже в этой позиции он мог контролировать ситуацию.
- Тихо, тихо! Лучше я буду двигаться, а ты замри, - предупредил Фудзимия и двинул бёдрами.
Мир рухнул. Было больно так, что оракул едва не закричал. Но Ая, вскидывая бёдрами, схватил его за член и начал ласкать его, так что Кроуфорд отвлёкся, а когда почувствовал, что он вошёл полностью, боль отступила. Фудзимия двигался осторожно, кусая губы и лихорадочно блестя глазами. Он не отводил взгляда от лица Брэда, и это возбуждало так, что член уже был готов лопнуть от напряжения.
В какой-то момент, когда Кроуфорд, наконец, смог привыкнуть к ощущению жара внутри и расслабиться, Ая проник особенно глубоко. И тогда в мозгу у оракула словно взорвали звезду – он выгнулся дугой и закричал. Удовольствие было непереносимым. Сперма брызнула вверх.
Фудзимия невнятно ругался, пытаясь отсрочить собственный оргазм, но Кроуфорд сжался так сильно, что у него не было и шанса. Содрогаясь всем телом, Ая зажмурился и кончил.
Кроуфорд прилёг рядом с Фудзимией. Руки и ноги ещё подрагивали от напряжения, но в теле, несмотря на усталость, было некое довольство, словно он, наконец, сделал что-то, что нужно было сделать уже давно. Ая лежал и молча косился на него, гадая, что теперь будет.
- Теперь ты должен на мне жениться, - усмехнулся Кроуфорд.
- Я подумаю, - осторожно ответил Фудзимия.
Он поглядели друг на друга и засмеялись.
Светало. Любовники перелезли через ограду и искупались в море, приведя себя в относительный порядок.
- Ну ладно я, я – жертва. Но ты где свою одежду потерял? И где тела убитых? Можно их, конечно, скинуть в океан, но не думаю, что твой каменный покровитель этим занимался.
- Всё в почве, - беззаботно ответил Брэд, вспоминая, как жирная земля, вспучиваясь, поглощала мёртвые тела, а потом в считанные минуты разравнивалась, не оставляя ни малейшей неровности на поверхности. - Всё-таки это бог плодородия. Почву можно считать удобренной.
Фудзимия содрогнулся.
- И как мы теперь попадём на материк? Мало того, что мы без одежды. Но ты как объяснишь своё долгое отсутствие?
- Может, угоним катер? – предложил Брэд, смеясь.
- Согласен, - улыбнулся Ая.
- Я, вообще-то, пошутил, - осторожно уточнил Кроуфорд.
- А я нет! Проберёмся на борт, найдём что-нибудь из одежды, и — поминай как звали! Надеюсь, ты разберёшься с управлением?
- Я-то? Не сомневайся, разберусь! Управление – это мой талант!
Кроуфорд кичливо выпятил голую грудь.
До прибытия катера оставалось совсем немного.
-
-
14.07.2015 в 13:34-
-
14.07.2015 в 13:56-
-
14.07.2015 в 15:43аж всплакнул от ностальгии)))
медаль тебе жалую, девица, и шубу с атаманова плеча. Молодец, хорошо праздник празднуешь!
-
-
14.07.2015 в 16:00-
-
14.07.2015 в 16:47у меня всё не получается прочесть, хоть вкладка и открыта - реал мешает!
Но решительного Кроуфорда отметила)) Но Брэд упрямо выпятил подбородок и крем взял.
Он такой же милый, как ЧернобурищеНу и опять же - Кроуфорду столько отказывали в различных эмоциях, что ему полезно побыть богом плодородия и пожить на интстинктах!
-
-
14.07.2015 в 20:31-
-
15.07.2015 в 05:26я в чате подробно напишу, хорошо?)
-
-
22.07.2015 в 15:32Рыжая Стервь, в который раз восхищаюсь и аплодирую твоей фантазии и твоему умению рисовать словами зримые картины.
Очень нравится такой Ран. Кроуфорд тоже хорош!
-
-
22.07.2015 в 22:23-
-
23.07.2015 в 10:29Здорово получилось.
-
-
23.07.2015 в 10:40-
-
23.07.2015 в 11:28