Нет предела совершенству!
Фэнтези.
Что еще сказать? Короткое совсем.
Случилась эта история, когда мне было столько же лет, сколько вам сейчас, желторотики, после того, как добрый наш король Эндрю, чтоб ему на том свете пирогами отрыгивалось, преставился, не оставив наследников, и светлейшие сеньоры перегрызлись за королевское наследство, как собаки за мозговую косточку.
Времена были лихие, и я служил чем-то вроде телохранителя у графа Соррельского, при его сыне Эсмунде, который, как и другие-прочие господа, слыл большим любителем оттяпать сладкий кус у соседа и частенько не брезговал банальным разбоем.
читать дальше
Случилась эта история, когда мне было столько же лет, сколько вам сейчас, желторотики, после того, как добрый наш король Эндрю, чтоб ему на том свете пирогами отрыгивалось, преставился, не оставив наследников, и светлейшие сеньоры перегрызлись за королевское наследство, как собаки за мозговую косточку.
Времена были лихие, и я служил чем-то вроде телохранителя у графа Соррельского, при его сыне Эсмунде, который, как и другие-прочие господа, слыл большим любителем оттяпать сладкий кус у соседа и частенько не брезговал банальным разбоем.
Так вот, служилось мне, правду говоря, неплохо - виконт был щедр, не скупился на хорошее оружие для нас, грешных, и после особенно кровавых стычек с многочисленными врагами-неприятелями всенепременно давал своей команде свободный вечерок, который всяк проводил, как ему вздумается - кто просиживал штаны в трактире, продувая в кости накопившиеся деньжата, кто наливался по самые уши крепким элем, а кто, как, например, ваш покорный слуга, не гнушался поваляться на сене с местными девушками.
С ними, как вы понимаете, я и проводил все свободное время, извлекая свое молодое тело на свет божий только чтобы вовремя утолить голод да опохмелиться.
Вот и в тот роковой вечер я резвился с двумя проказницами - дочкой пекаря Бетти и чернокосой служаночкой Мэгги. Так что я был занят по самое "не хочу", и занимательное это дело не согласился бы прервать ни за какие коврижки, как мощная рыцарская длань ухватила меня за шиворот и выволокла наружу.
Только то обстоятельство, что я узнал молодецкую хватку моего сюзерена, остановило меня от самоубийственного порыва ввязаться в драку с посмевшим прервать мой законный отдых придурком.
Лорд мой Эсмунд походил внешне на медведя-шатуна, которого случайно выгнали из теплой обжитой берлоги на мороз, и вот теперь он, лютый и обозленный, скитается по окрестным деревням, снедаемый голодом и жаждой мщения, разоряя курятники и приводя в ужас местное население.
Несмотря на свой молодой возраст, этот парень успел вдосталь понюхать пороху, и слыл солдатом без страха и упрека; так оно и было бы, и будь в то время у нас законный король, Соррель присягнул бы ему и, без сомнения, оставался бы верен присяге, но в те смутные разбойничьи времена, когда каждый решал сам за себя, кем и каким ему выгоднее оставаться, и никто не озабочивался моральным оправданием своих поступков, он не слишком-то отличался от остальных.
Итак, вытащив меня из теплых объятий ласковых подружек во двор, он хмуро кинул мне "Собирайся и за мной, быстро!", сопроводив свою тираду увесистым пинком под зад, придавшим мне необходимую решимость заняться делом.
Буквально через минуту я, уже обряженный в легкую кольчугу и вооруженный до зубов, добросовестно колотил в герцогскую дверь, обозначая сим собственную готовность усердно служить и повиноваться.
Дверь отворилась так резко, что я улетел в коридор; шипя сквозь зубы, поднялся на ноги и просочился в комнату, обдирая локти, именно просочился, поскольку лорд, придерживая дверь, оставил открытой слишком узкую щель, достаточную для того, чтобы в нее могла пройти фея, но отнюдь не такой ражий молодец, как я.
Лорд был мрачен, собственно, это было его всегдашнее состояние со времени его женитьбы на Агнессе Вормской; ходили упорные слухи, что молодая жена пренебрегает статью молодого мужа и даже, о позор! имеет любовника, который последовал за ней в замок Соррель и прячется среди чад и домочадцев, неузнанный никем.
Посреди комнаты, куда я с таким трудом втиснулся, стоял большой сундук, запертый на висячий замок, возле сундука уже сновало человек пять из личной гвардии. "Бери и пойдем!" - мой лорд был немногословен и хмур.
Я молча повиновался, остальная челядь помогала, взявшись за узорные ручки, и общими силами мы кое-как вытолкнули тяжеленный сундук во двор и погрузили на телегу, заскрипевшую под этой тяжестью. Незнакомый мне всадник, мягко выступивший из темноты, до тех пор не заметный никому, как будто он был ее частью, присоединился к нам, надвинув капюшон на лицо.
Мы окружили телегу и выехали из замка.
Лорд Эмсунд возглавлял нашу маленькую процессию; взошедшая на небо луна серебрила его волосы, кидала рваные тени на дорогу. Мы озирались по сторонам, какая-то неосознанная тревога была разлита в воздухе, не позволяя никому из нас почувствовать себя свободно. Наш лорд побил все рекорды по собственной нелюдимости; он упорно прятал взгляд и не издавал ни звука. Мы также не были склонны разговаривать. Казалось, даже ветер притих, скованный всеобщей меланхолией.
Наконец мы достигли опушки леса и стали спешиваться, подгоняемые краткими командами нашего господина. Сам он уже стоял в центре поляны, уперев руки в бока, и нетерпеливо постукивал каблуком о землю. Незнакомец в черном плаще суетился рядом, вычерчивая посохом на земле непонятные знаки, немедленно начавшие испускать призрачно-зеленый свет.
Лорд наклонился над сундуком и повернул ключ в замке; помедлил, прежде чем откинуть, наконец, крышку. Не знаю, что именно я рассчитывал увидеть внутри, но то, что там лежало, никак не состыковывалось с моими представлениями о господине, поэтому я просто зажмурился, а когда досчитал до десяти и открыл глаза, тело госпожи Агнессы уже лежало на траве, в призрачно светящемся круге из каббалистических знаков, и человек в капюшоне возбужденно приплясывал рядом.
"Посмотри на меня" - устало сказал лорд Эсмунд своей жене, и она повиновалась, медленно разлепив веки. В ее глазах стояла тьма, и никакого осмысленного выражения я не мог прочитать на этом прекрасном, словно выточенном из слоновой кости, лице. Казалось, что она не слышит нас и не воспринимает ничего, но муж ее, как видно, был иного мнения.
"Агнесса, в последний раз я спрашиваю тебя, с кем ты преступила свой супружеский долг? Если ты не ответишь, то вот человек, способный призвать сюда твоего любовника!" Он указал на незнакомца, чьи глаза, казалось, тоже стали светиться двумя красными точками в темноте из-под капюшона.
Молодая женщина не отвечала, только легкая улыбка, тронувшая ее бледные уста, показывала, что она все слышит.
"Хорошо, ты сама выбрала свою судьбу!"
Голос господина задрожал от едва сдерживаемого бешенства. Он кивнул колдуну и сделал нам знак схорониться за кустами и ждать, окружив плотным кольцом полянку, на которой и происходило сие богопротивное действо.
Колдун откинул с лица капюшон, должно быть, для удобства, и запрыгал по полянке с удвоенной энергией, выкрикивая в воздух странно звучащие слова; тут мне пришлось пртереть глаза, потому что вдруг мне показалось, что слова эти выводятся в воздухе невидимым пером, и тут же становятся видимыми, и оседают увядшими цветами, и осыпаются вниз, на траву.
Засмотревшись на все это представление, я пропустил момент, когда воздух вдруг задрожал, и сияющие в нем слова смело крылатым вихрем, и на полянку, вытянув вперед когтистые лапы, ворвался он, дракон, совершенно такой, каким описывают его песенники в своих балладах.
Он упал сверху, как коршун на добычу, и чешуйчатое тело его белело при свете луны, а перепончатые крылья мели воздух, поднимая вверх палую листву.
При виде него колдун заверещал тонким фальцетом и осел на землю.
Я мог бы поклясться, что взгляд дракона стал снисходительно-брезгливым; он обошел мелко трясущегося человечка по широкой дуге и устремился к лорду Эсмунду.
Надо отдать должное моему господину - он не колебался ни секунды. Он выхватил меч и пошел навстречу своей гибели, с такой легкостью, как иные ходят в сортир.
Нельзя сказать, что мы не попытались ему помочь, мы сделали дружный рывок из укрытия в сторону назревающего сражения, но почему-то все как один запутались в этих клятых кустах, и опоздали.
Дракон широко открыл зубастую пасть, не обращая внимания на все потуги своего врага нанести ему хоть сколько-нибудь серьезное увечье, аккуратно взял зубами его голову и легко сомкнул челюсти.
Потом выплюнул почти неповрежденную голову на траву рядом с тяжело осевшим телом, и усмешливо обвел нас вопросительным взором янтарных глаз.
Честно говоря, среди нас не нашлось никого, желающего повторить подвиг нашего лорда.
Так что мы все остались там, где сидели, и имели возможность увидеть, как дракон наклонил увенчанную короной из рогов голову к леди Агнессе, и она засмеялась и встала, придерживаясь за эти рога. Ее слегка шатало, но она улыбалась так счастливо и победительно, как будто была на коронации в качестве виновницы торжества.
Она забралась на шею своему дракону и утвердилась между костяных гребней, и взмахи перепончатых крыльев навсегда унесли ее от наших глаз.
Тело нашего горемычного господина мы привезли домой в сундуке, врали что-то его отцу о напавших внезапно разбойниках. Старый лорд, конечно, понимал, что в наших словах правды ни на грош, но что он мог сделать!
А потом я перешел на службу к барону Ольмерскому, и вся эта история благополучно покрылась пылью более свежих воспоминаний, тем более, что о леди Агнессе больше никто ничего не слышал.
Что еще сказать? Короткое совсем.
Случилась эта история, когда мне было столько же лет, сколько вам сейчас, желторотики, после того, как добрый наш король Эндрю, чтоб ему на том свете пирогами отрыгивалось, преставился, не оставив наследников, и светлейшие сеньоры перегрызлись за королевское наследство, как собаки за мозговую косточку.
Времена были лихие, и я служил чем-то вроде телохранителя у графа Соррельского, при его сыне Эсмунде, который, как и другие-прочие господа, слыл большим любителем оттяпать сладкий кус у соседа и частенько не брезговал банальным разбоем.
читать дальше
Случилась эта история, когда мне было столько же лет, сколько вам сейчас, желторотики, после того, как добрый наш король Эндрю, чтоб ему на том свете пирогами отрыгивалось, преставился, не оставив наследников, и светлейшие сеньоры перегрызлись за королевское наследство, как собаки за мозговую косточку.
Времена были лихие, и я служил чем-то вроде телохранителя у графа Соррельского, при его сыне Эсмунде, который, как и другие-прочие господа, слыл большим любителем оттяпать сладкий кус у соседа и частенько не брезговал банальным разбоем.
Так вот, служилось мне, правду говоря, неплохо - виконт был щедр, не скупился на хорошее оружие для нас, грешных, и после особенно кровавых стычек с многочисленными врагами-неприятелями всенепременно давал своей команде свободный вечерок, который всяк проводил, как ему вздумается - кто просиживал штаны в трактире, продувая в кости накопившиеся деньжата, кто наливался по самые уши крепким элем, а кто, как, например, ваш покорный слуга, не гнушался поваляться на сене с местными девушками.
С ними, как вы понимаете, я и проводил все свободное время, извлекая свое молодое тело на свет божий только чтобы вовремя утолить голод да опохмелиться.
Вот и в тот роковой вечер я резвился с двумя проказницами - дочкой пекаря Бетти и чернокосой служаночкой Мэгги. Так что я был занят по самое "не хочу", и занимательное это дело не согласился бы прервать ни за какие коврижки, как мощная рыцарская длань ухватила меня за шиворот и выволокла наружу.
Только то обстоятельство, что я узнал молодецкую хватку моего сюзерена, остановило меня от самоубийственного порыва ввязаться в драку с посмевшим прервать мой законный отдых придурком.
Лорд мой Эсмунд походил внешне на медведя-шатуна, которого случайно выгнали из теплой обжитой берлоги на мороз, и вот теперь он, лютый и обозленный, скитается по окрестным деревням, снедаемый голодом и жаждой мщения, разоряя курятники и приводя в ужас местное население.
Несмотря на свой молодой возраст, этот парень успел вдосталь понюхать пороху, и слыл солдатом без страха и упрека; так оно и было бы, и будь в то время у нас законный король, Соррель присягнул бы ему и, без сомнения, оставался бы верен присяге, но в те смутные разбойничьи времена, когда каждый решал сам за себя, кем и каким ему выгоднее оставаться, и никто не озабочивался моральным оправданием своих поступков, он не слишком-то отличался от остальных.
Итак, вытащив меня из теплых объятий ласковых подружек во двор, он хмуро кинул мне "Собирайся и за мной, быстро!", сопроводив свою тираду увесистым пинком под зад, придавшим мне необходимую решимость заняться делом.
Буквально через минуту я, уже обряженный в легкую кольчугу и вооруженный до зубов, добросовестно колотил в герцогскую дверь, обозначая сим собственную готовность усердно служить и повиноваться.
Дверь отворилась так резко, что я улетел в коридор; шипя сквозь зубы, поднялся на ноги и просочился в комнату, обдирая локти, именно просочился, поскольку лорд, придерживая дверь, оставил открытой слишком узкую щель, достаточную для того, чтобы в нее могла пройти фея, но отнюдь не такой ражий молодец, как я.
Лорд был мрачен, собственно, это было его всегдашнее состояние со времени его женитьбы на Агнессе Вормской; ходили упорные слухи, что молодая жена пренебрегает статью молодого мужа и даже, о позор! имеет любовника, который последовал за ней в замок Соррель и прячется среди чад и домочадцев, неузнанный никем.
Посреди комнаты, куда я с таким трудом втиснулся, стоял большой сундук, запертый на висячий замок, возле сундука уже сновало человек пять из личной гвардии. "Бери и пойдем!" - мой лорд был немногословен и хмур.
Я молча повиновался, остальная челядь помогала, взявшись за узорные ручки, и общими силами мы кое-как вытолкнули тяжеленный сундук во двор и погрузили на телегу, заскрипевшую под этой тяжестью. Незнакомый мне всадник, мягко выступивший из темноты, до тех пор не заметный никому, как будто он был ее частью, присоединился к нам, надвинув капюшон на лицо.
Мы окружили телегу и выехали из замка.
Лорд Эмсунд возглавлял нашу маленькую процессию; взошедшая на небо луна серебрила его волосы, кидала рваные тени на дорогу. Мы озирались по сторонам, какая-то неосознанная тревога была разлита в воздухе, не позволяя никому из нас почувствовать себя свободно. Наш лорд побил все рекорды по собственной нелюдимости; он упорно прятал взгляд и не издавал ни звука. Мы также не были склонны разговаривать. Казалось, даже ветер притих, скованный всеобщей меланхолией.
Наконец мы достигли опушки леса и стали спешиваться, подгоняемые краткими командами нашего господина. Сам он уже стоял в центре поляны, уперев руки в бока, и нетерпеливо постукивал каблуком о землю. Незнакомец в черном плаще суетился рядом, вычерчивая посохом на земле непонятные знаки, немедленно начавшие испускать призрачно-зеленый свет.
Лорд наклонился над сундуком и повернул ключ в замке; помедлил, прежде чем откинуть, наконец, крышку. Не знаю, что именно я рассчитывал увидеть внутри, но то, что там лежало, никак не состыковывалось с моими представлениями о господине, поэтому я просто зажмурился, а когда досчитал до десяти и открыл глаза, тело госпожи Агнессы уже лежало на траве, в призрачно светящемся круге из каббалистических знаков, и человек в капюшоне возбужденно приплясывал рядом.
"Посмотри на меня" - устало сказал лорд Эсмунд своей жене, и она повиновалась, медленно разлепив веки. В ее глазах стояла тьма, и никакого осмысленного выражения я не мог прочитать на этом прекрасном, словно выточенном из слоновой кости, лице. Казалось, что она не слышит нас и не воспринимает ничего, но муж ее, как видно, был иного мнения.
"Агнесса, в последний раз я спрашиваю тебя, с кем ты преступила свой супружеский долг? Если ты не ответишь, то вот человек, способный призвать сюда твоего любовника!" Он указал на незнакомца, чьи глаза, казалось, тоже стали светиться двумя красными точками в темноте из-под капюшона.
Молодая женщина не отвечала, только легкая улыбка, тронувшая ее бледные уста, показывала, что она все слышит.
"Хорошо, ты сама выбрала свою судьбу!"
Голос господина задрожал от едва сдерживаемого бешенства. Он кивнул колдуну и сделал нам знак схорониться за кустами и ждать, окружив плотным кольцом полянку, на которой и происходило сие богопротивное действо.
Колдун откинул с лица капюшон, должно быть, для удобства, и запрыгал по полянке с удвоенной энергией, выкрикивая в воздух странно звучащие слова; тут мне пришлось пртереть глаза, потому что вдруг мне показалось, что слова эти выводятся в воздухе невидимым пером, и тут же становятся видимыми, и оседают увядшими цветами, и осыпаются вниз, на траву.
Засмотревшись на все это представление, я пропустил момент, когда воздух вдруг задрожал, и сияющие в нем слова смело крылатым вихрем, и на полянку, вытянув вперед когтистые лапы, ворвался он, дракон, совершенно такой, каким описывают его песенники в своих балладах.
Он упал сверху, как коршун на добычу, и чешуйчатое тело его белело при свете луны, а перепончатые крылья мели воздух, поднимая вверх палую листву.
При виде него колдун заверещал тонким фальцетом и осел на землю.
Я мог бы поклясться, что взгляд дракона стал снисходительно-брезгливым; он обошел мелко трясущегося человечка по широкой дуге и устремился к лорду Эсмунду.
Надо отдать должное моему господину - он не колебался ни секунды. Он выхватил меч и пошел навстречу своей гибели, с такой легкостью, как иные ходят в сортир.
Нельзя сказать, что мы не попытались ему помочь, мы сделали дружный рывок из укрытия в сторону назревающего сражения, но почему-то все как один запутались в этих клятых кустах, и опоздали.
Дракон широко открыл зубастую пасть, не обращая внимания на все потуги своего врага нанести ему хоть сколько-нибудь серьезное увечье, аккуратно взял зубами его голову и легко сомкнул челюсти.
Потом выплюнул почти неповрежденную голову на траву рядом с тяжело осевшим телом, и усмешливо обвел нас вопросительным взором янтарных глаз.
Честно говоря, среди нас не нашлось никого, желающего повторить подвиг нашего лорда.
Так что мы все остались там, где сидели, и имели возможность увидеть, как дракон наклонил увенчанную короной из рогов голову к леди Агнессе, и она засмеялась и встала, придерживаясь за эти рога. Ее слегка шатало, но она улыбалась так счастливо и победительно, как будто была на коронации в качестве виновницы торжества.
Она забралась на шею своему дракону и утвердилась между костяных гребней, и взмахи перепончатых крыльев навсегда унесли ее от наших глаз.
Тело нашего горемычного господина мы привезли домой в сундуке, врали что-то его отцу о напавших внезапно разбойниках. Старый лорд, конечно, понимал, что в наших словах правды ни на грош, но что он мог сделать!
А потом я перешел на службу к барону Ольмерскому, и вся эта история благополучно покрылась пылью более свежих воспоминаний, тем более, что о леди Агнессе больше никто ничего не слышал.