[sterw]

Драббл по Кресту навеян давешней дискуссией в днявочке у Алисы. Там столько вкусных тем накидали - хоть лопатой греби! Я и гребу.

Пират

Наконец прозвучал гонг, и Брэд разогнул спину, лёг на землю и потянулся всем телом, расправляя затёкшие мышцы. Тело ныло. Саднили расцарапанные в кровь руки и ноги, щипало в глазах, но Кроуфорд лежал и почти стонал от наслаждения, пользуясь минуткой отдыха.
- Это и есть моё новое приобретение? – прозвучал полный сарказма голос. – Тот самый Брэд Кроуфорд? Гроза испанских галеонов?
Брэд разомкнул веки. Солнце немедленно кинулось в лицо, до белых пятен под веками выжигая глаза. Сощурившись, Кроуфорд смахнул с ресниц невольные слёзы и плотно уставился на говорившего.
Тот вольготно развалился в седле, подбоченившись и брезгливо разглядывая лежащего на земле Кроуфорда. Это был юноша в богатой одежде, и Кроуфорд, понимавший толк в роскоши, завистливо вздохну л – на самом пирате не было ничего, кроме турецких сборчатых штанов, подпоясанных верёвкой. Его рубаха и камзол пришли в негодность ещё в камере, а шитый золотом османский кушак да сапоги с нашитыми на них ради щегольства дублонами приглянулись одному из тюремщиков. Так что теперь Кроуфорд щеголял лишь загорелой кожей, которая стала темнее, чем у местных индейцев, а из одежды на нём были лишь вышеупомянутые шаровары, да серая от грязи лента, стягивающая волосы на затылке. Лента была заговорённой – по крайней мере, подарившая её в порыве нежных чувств мулатка обещала, что теперь ему не страшны ни пуля, ни клинок. Но, поскольку Аиша не упомянула о верёвке, Кроуфорд с удовольствием поменялся бы на широкополую шляпу, защищающую от палящих лучей лицо расфуфыренного наглеца.
Вышеупомянутый наглец выглядел странно даже для страны, где дети от межрасовых союзов составляли чуть ли не большинство населения, причём Кроуфорд, привыкший к дикому смешению разношёрстной пиратской вольницы, так и смог определить, к какому народу тот относится.
У идальго (а Брэд не усомнился в высоком происхождении всадника) было нежное белое лицо, тёмные, с ясным отливом в красный цвет, волосы и раскосые, точно у канака, глаза невиданного, серо-лилового оттенка. Кроуфорд решил бы, что перед ним девушка в мужском костюме, если бы не голос – низкий, бархатного тембра, да жёсткая, мужская складка у рта.
- Встань, когда с тобой разговаривает хозяин!
Управляющий, сопровождавший идальго, шевельнул рукой. Кнут ожёг плечо, и Брэд, зашипев от боли, вскочил на ноги.
- Не стоит ему шевелиться, Игнасио, - хозяин сморщился и изящным движением поднёс к носу кружевной платок. – От него смердит, как от свиньи. Неужели это – белый человек? Послушай, висельник, я купил тебя у испанского правосудия, и, боюсь, зря потратил деньги. Ты совсем не забавный. Но, может, какую-то часть расходов ты возместишь, рубя тростник? Работай как следует, а то я буду вынужден наказать тебя.
Волна нежного цветочного запаха, исходящая от платка, пощекотала ноздри Кроуфорда. В нём медленно закипал гнев.
Брэд демонстративно зажал пальцами нос.
- И кто только подарил вам эти духи, сеньор? – прогнусавил пират. – От вас несёт, как от портовой шлюхи! Да и те столько на себя не льют.
Идальго вскипел, тонконогий жеребец, уловив настроение хозяина, заплясал на месте, оттирая широкой грудью каторжника. Кроуфорд беззастенчиво ухмылялся, сверкая зубами, и не думал отступать.
Глядя сверху вниз на нового раба, Ран разглядел ясный блеск необычных глаз цвета золотого рома, пропылённые волосы, стянутые в хвост, загорелую дочерна спину, и запах – соли, высохшей на коже, мускуса, нотки терпкого сандала и табака. Пират смотрел на него, и его взгляд не обещал ничего хорошего чудаку, решившему ответить на читавшийся в нём вызов.
Он бы приказал высечь наглеца, да самому это показалось мелкой и недостойной местью. Поэтому Ран ничего не ответил, лишь развернул лошадь и пустился вскачь от этого места.
- Ну, счастливчик, повезло тебе! – Игнасио пригрозил зажатым в кулаке кнутом и последовал за господином.
А Кроуфорд мысленно помянул Аишу и её заговорённую ленту.
Весь день до вечера он последовательно воображал себе те кары, которым подверг бы своего идальго, буде он оказался на его судне. Он мысленно заставил парня пройти по бушприту, потом протащил под килем, сделал наживку для акул, раздел, привязал к мачте и отвесил дюжину полновесных ударов, от которых кожа сходит пластом.
С каждым разом Кроуфорд распалялся всё сильнее, и кары казались ему недостаточными. Наконец, дабы унизить своего врага и так растоптать его достоинство, чтобы он уже не оправился, Брэд мысленно обрядил его в женское платье.
Шутка оказалась обоюдоострой. Вскоре разнузданная фантазия разошлась так, что Кроуфорд сто раз пожалел о своём богатом воображении – картины, одна сладострастнее другой, так и стояли перед его внутренним взором, лишая честно заработанного покоя.