Авторы: Рыжая Стервь, алиса777
Фэндом: ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Размер: макси
Статус: в процессе
Жанр: слэш, гет, фэнтези, ангст
Предупреждения: насилие, изнасилование
Песнь третьяПеснь третья
И когда солнце ушло за горизонт, ночь насурьмила брови и улыбнулась, глядя на своё отражение в фонтане. Вышла луна, круглая и сияющая, как лик невесты на брачном ложе, и был укрыт от чужих глаз земной мир, со всей неправдой, творимой людьми, и калиф навестил своего наставника, того, кто учил его не только читать и писать, но и видеть во всём мире отражение лика Матери Звёзд, чьё дыхание дарит жизнь, а воля направляет всё сущее к благодати.
С грустью смотрел старый шейх на своего ученика, мудрость которого теперь сравнялась с его жестокостью. Причины её были понятны Хуссейну ибн Хикмету, но он не опустит руки и будет взывать к душе Мансура до тех пор, пока тот его не услышит или же не казнит. Ибо есть во всём случившемся и вина старого шейха - не было его рядом с молодым калифом, когда душа Мансура истекала кровью, а сердце каменело от горя по близким людям.
- Да пребудет благословение Семи Звёзд над вашим домом, о хаким!
- Да хранит Мать Звёзд, что сияет на ночном небосклоне, владыку нашего, да смягчит она его сердце и направит стопы его по пути благодати! – склонился в поклоне старый мудрец.
- Снова ты говоришь мне о милости. Но к кому? Разве я не воздаю по заслугам, разве может кто сказать, вот я был неповинен в том, в чём меня обвинили, и калиф рассудил не по справедливости?
- Но слуги твои, о Мансур...
- Что слуги, хаким? Не говорили ли древние, что страх - лучшая узда для человека? Люди порочны по сути своей, сердце их слабо и наполнено прахом. Оступившийся раз, оступится снова. Тот, кто восстаёт против господина своего, противится воле богов, что поставили одних людей над другими, дабы вели они их к благодати, как караванщик ведёт караван сквозь пустыню. Разве я не таков? Разве я, как погонщик, не выбираю истинный путь для своего народа, разве, как пёс, не защищаю их, не жалея себя?
- Не жалеешь ты и других, – твердил шейх, снова и снова взывая к сердцу любимого ученика своего. - Но, Мансур, разве гасят огонь огнём? Ведь сказано в "Звёздной книге", что милость к слабым и падшим, словно вода над огнём, словно дождь над иссохшей пустыней, и она, напоённая влагой, расцветает потом будто райские кущи.
- Истинно так. Но сказано так же, что проливший кровь убивает душу свою. Ты знаешь, учитель, о тех днях, когда я покарал убийц и предателей, но душа моя отяжелела от крови, не подняться ей больше к Престолу Звёзд, и когда будет Последний Суд, то низвергнут её в пропасть, где пустота и мрак, и не будет ей покоя всю бесконечную вечность. И не говори мне о милости, о прощении, ибо как я, судивший других, могу оправдать себя? Знаю вину свою, готов понести наказание, но пока я жив, не будут неправедные, жестокие и алчные отнимать жизни и чинить произвол. Я сказал.
И грустно замолчал старый мудрый шейх Хуссейн ибн Хикмет, ибо понял, что сердце калифа твердо, словно алмаз, и ничто не сможет смягчить его.
Глава пятаяДон Алехандро тщательно приготовился к предстоящему свиданию. Он надушил и расчесал усы и бородку, переоделся в камзол тёмно-зелёного бархата, панталоны горчичного цвета и рубашку тончайшего полотна, стянул волосы в хвост зелёной лентой и надел на голову коричневый берет. Завершал туалет коричневый кушак.
Последний взгляд в зеркало убедил мага в собственной неотразимости. Он самодовольно подкрутил ус и принялся ждать, но минуты текли за минутами, а Рави всё не было. В ожидании посланца любви дон Алехандро ходил из угла в угол, раздражённо отсчитывая секунды.
Наконец дверь скрипнула, и Рахман, просунув в комнату любопытный нос, сообщил, что давешний мальчишка привёл носильщиков с паланкином и ожидает на улице.
Маг мигом сорвался с места, успев только предупредить Рахмана, что ночевать дома он сегодня не будет.
Паланкин двигался по городу в полной темноте, Рави бежал рядом, попутно давая указания носильщикам. Не видно было ни зги, так что, когда паланкин остановился и дон Алехандро, выпутавшись из складок собственного плаща, спустился на землю, он совершенно не представлял, где находится, и далеко ли отсюда его дом. Правда, сейчас это его волновало меньше всего.
Неутомимый мальчишка, приложив к губам палец, схватил мага за рукав и увлёк за собой. Заинтригованный дон Алехандро молча последовал за ним.
Рави распахнул перед своим спутником створки двери и шёпотом пригласил войти. Маг сделал шаг и остановился – роскошь внутреннего убранства поразила его.
Стрельчатые своды покрывала тончайшая роспись, изображающая Небесные Чертоги со всеми их увеселениями и радостями, стены были отделаны резными деревянными панелями, и всё это великолепие освещалось десятками свечей в бронзовых канделябрах в виде зверей и птиц. Множество мыслей в этот момент пронеслось в голове дона Алехандро, и не понимал он по скромности своей, чем же сумел прельстить хозяйку такого дома.
Только страх показаться трусом помешал ему уйти как можно скорее, не дождавшись пригласившей его женщины.
Однако, пока он боролся с собой, время, отведённое ему милостивой судьбой, вышло – всколыхнулась занавеска, прикрывающая узкий проход во внутренние покои, и перед магом предстала та, что позвала его. Закутанная с ног до головы в тяжёлое тканое покрывало, не дающее разглядеть очертаний её тела, женщина издала легкий смешок, когда маг повернул к ней удивлённое лицо и поклонился.
- Ты пришёл, о мой прекрасный юноша! – прошелестел в тишине её голос, показавшийся дону Алехандро весьма мелодичным. – Я так ждала встречи с тобой!
- Моя незнакомка, я сгорал от нетерпения, считая каждый миг до нашей встречи! Позволь же заключить тебя в мои объятия!
И бравый маг ухватил край покрывала, нетерпеливо распаковывая свой приз. Парчовая, тяжёлая от золотых нитей ткань неохотно поддавалась усилиям нетерпеливого любовника, но в конце концов тяжёлым комом упала на пол, открыв заинтересованному взгляду хрупкую фигурку, одетую в шёлковые шальвары и просторную рубашку. Красавица, а эта женщина с полным правом могла называться таковой, протянула руку.
- Письмо, - попросила она, мило улыбаясь, - отдай мне его, прошу тебя!
Дон Алехандро, не помня себя от нахлынувшего возбуждения, извлёк из кармана камзола шуршащий листок. Незнакомка почти выхватила его у мага из рук, и, удостоверившись в том, что это именно её записка, поманила дона Алехандро за собой, за занавеску.
Маг забыл о своих смутных подозрениях, стоило ему очутиться в спальне, чьё убранство состояло из большой кровати на низких ножках и пары высоких канделябров по обе стороны от входа.
Молодой человек сгреб прелестницу в охапку и, притянув к себе, без лишних слов опустил на кровать. Та только ахнула, но губы подставила охотно, прильнув всем телом к любовнику. Властно завладев этими нежными губами, он не услышал, в какой момент комната, бывшая только что надежным убежищем для них двоих, наполнилась гулом чужих голосов.
Уже готовый забыться в сладострастном танце тел дон Алехандро был безжалостно схвачен чьими-то крепкими руками. Жёсткие кулаки больно прошлись по его ребрам, швырнув неудачливого любовника на пол.
Маг привстал, но новый удар поверг его обратно. Вокруг стояли люди, одетые в форму городской стражи, и вид у них был весьма суровый.
- Что происходит? – вытирая рукавом бегущую из рассечённой губы кровь, проговорил дон Алехандро. – Кто вы такие? Как вы смеете так бесцеремонно врываться в дом?!
- Городская стража, – ответил представительный военный, носящий на шлеме алое перо. – Нас оповестили, что здесь творится беззаконие!
- О, мукаддим Мустафа Аль-Зейбак! Хвала Семи Звёздам, что ты услышал мои крики! – недавняя возлюбленная, только что льнувшая к любовнику, вдруг бросилась в ноги стражу с красным пером, разрывая на себе остатки одежды и горько рыдая. Магу осталось лишь изумляться смене её настроения.
Мукаддим поднял красавицу с пола и заботливо укутал своим плащом, свирепо глянув на пораженного таким двуличием дона Алехандро.
- Что здесь происходит? – негодуя, повторил маг, повышая голос. - Я требую ответа!
- Взять его, - скомандовал Аль-Зейбак, не обратив на вопрос никакого внимания.
Дон Алехандро поднялся сам, не давая стражникам лишнего повода к рукоприкладству, и вышел на улицу. Там ему заломили руки и погнали к городскому зиндану, где он просидел до следующего утра.
Дон Алехандро провёл ночь без сна, что вполне естественно для человека в его положении. Зиндан был в подземелье; камеры располагались вдоль длинного коридора, освещённого укреплёнными
на стенах факелами. Судя по крикам, где-то неподалёку находилась и пыточная. От этих воплей непривычного к такому мага бросало то в жар, то в холод, а сердце колотилось как у загнанной лошади.
Дон Алехандро колебался. Несмотря на знатное происхождение, умение фехтовать и многочисленные любовные интрижки, забиякой он не был, на дуэлях дрался раза три за всю жизнь, да и то до первой крови, и ещё никого не убивал. Будучи человеком миролюбивым, он даже не помышлял о том, чтобы применить магию и скрыться. Совершенно идиотская надежда, даже, скорее, вера в то, что с ним не может случиться никакого несчастья, до самой последней минуты его не покидала. Он просто терпеливо и в некоторой растерянности ждал рассвета, и был полностью уверен, что с солнечными лучами развеются и все тучи над его головой, дело непременно прояснится, и он, оправданный, вернётся домой, к своим драгоценным книгам и свиткам.
Поэтому, когда стражник открыл дверь его камеры и указал на выход, истомившийся в ожидании маг приободрился и охотно устремился вслед
за своим сопровождающим.
Пройдя некоторое расстояние, дон Алехандро оказался в большом зале, где собрались какие-то люди, судя по богатой одежде – чиновники и знать. Его втолкнули в отгороженный решёткой угол, где уже сидели на полу трое оборванцев дикого вида, толстяк в богатом халате и женщина средних лет, без покрывала, сверкающая насурьмленными глазами на сидящего на возвышении в центре зала человека.
- Эй, чужеземец, тебя-то за что замели? - хрипло спросила женщина.
Дон Алехандро пожал плечами, от всей души надеясь, что разговор с подобной особой на этом и закончится.
- Ох ты, какие мы гордые! Гляньте на него, разоделся, как индюк, и морду воротит! А я, может, тоже женщина приличная!
- Тише ты, дочь ослицы! - шикнул на неё оборванец. - Плетей захотела? Смотри, уже вон стража на нас поглядывает!
Дон Алехандро с признательностью посмотрел на оборванца.
- Скажите, что это за собрание? - спросил он. – Это и есть суд?
- Ну ты, парень, насмешил! Правда, что ль, не знаешь, где находишься? Суд это, вон тот гусак в высоком тюрбане - главный кади. А вон тот кабан в кожаном жилете - палач.
- Палач? – дон Алехандро был твёрдо уверен, что иметь дело с этим-то человеком ему точно не придётся, но вид гиганта, небрежно расхаживающего по помосту, заставил его сердце сжаться.
- Ну да, а что ты так напугался? Первый раз, да? Ясно! – словоохотливый оборванец дружелюбно похлопал мага по плечу грязной рукой. – Ты не боись, приятель! Долго у нас в зиндане не
держат. Сейчас вот и приговорят, и, не сходя с места, накажут. У нашего калифа слово с делом не расходится, так-то!
Дон Алехандро вытер рукавом пот со лба. Он, конечно, верил в справедливость, но неприятный холодок по спине всё же пробежал. Тем временем перед судьей с жаром выступал бородач в зелёном халате.
Размахивая руками, он доказывал что-то, громко кляня то собственную глупость, то некоего Али, укравшего дневную выручку; потом кади милостиво кивнул, и по знаку бородача к помосту вышли четверо человек, по всей видимости, свидетели, которые в один голос стали подтверждать показания истца. Кади послушал, потом нетерпеливо прервал обвиняющую сторону и прокашлялся.
- Сим доказано, что некий Али, по прозвищу Дырявый Кувшин, что нанялся служить в лавке почтенного Усмана, действительно ограбил своего господина на пятьдесят динаров. Также приговариваем этого недостойного к отрубанию кисти правой руки, дабы всякий, увидевший его, знал, что это презренный вор.
Двое стражников прошли за решётку и взяли под руки оборванца, с которым разговаривал дон Алехандро. Тот, словно позабыв всю свою браваду, разом побелел и был, казалось, близок к обмороку. Ноги несчастного подкосились, и стражники почти волоком подтащили его к помосту и кинули на землю.
- Видеть не видел таких денег, добрый господин! - кричал несчастный. - Смилуйтесь!
Палач, помахивая топориком, взял приговоренного за ворот его жалкого рубища и потащил к плахе, которую маг заметил только что, а заметив, уже не мог отвести от неё глаз. Али зажмурился и сжался в комок, но палач потянул его за руку, положил кисть на деревянный обрубок и, негромко хакнув, рубанул по ней топором также спокойно, как крестьяне рубят кур. Хлынула кровь. Запахло горелой плотью, когда палач прижёг обрубок раскалённой болванкой, таким варварским способом остановив кровотечение. Неудачливый воришка завизжал и сомлел, потеряв
сознание. Тело оттащили куда-то в сторону и бросили, словно мешок с негодным тряпьём.
Далее разбирали дело Биби-ханум, содержащей веселый дом и частенько обкрадывающей своих посетителей — её приговорили к порке, что и было проделано тотчас же, под гогот и улюлюканье толпы.
Потом мирили двух соседей, рассорившихся из-за виноградной лозы, которая никак не могла удержать свой рост в пределах одного двора и распространила свою благодать на двоих. К этому времени маг уже невольно стал сомневаться в благополучном исходе своего дела.
Поэтому, когда его вызвали, дон Алехандро уже приготовился к самому худшему. На крайний случай он всё же решил применить кое-какие знания, отвести страже глаза и уйти. Возможно, ему даже придётся покинуть негостеприимную страну.
Он довольно бодро подошел к помосту и, сохраняя достоинство, несмотря на разбитое лицо, поклонился кади.
- О, господин, не сомневаюсь, что столь достойный человек будет судить по справедливости! Я знаю, сколь ценят закон в вашей благословенной стране. Возможно, что по незнанию я и мог совершить какую-нибудь глупость, но никак не серьёзное преступление.
- О, злонамеренный сын порока! Ты называешь это деяние «глупостью»? Видно, тебе совсем не знакомо понятие чести! - разгневался кади. -Достопочтенная Хуршид-ханум, супруга почтенного Сулеймана ибн Хафиза, обвиняет тебя в насилии, а также в волшбе и привороте! Или ты будешь отрицать, что обучался магии?!
Маг стоял, как поражённый громом. Такого поворота он никак не ожидал.
- Что вы говорите? Волшба? Приворот? Я никогда и не мыслил о подобном! - взволнованно воскликнул он.
- Да ну? Все вы так говорите, пока вас не изобличишь! – припечатал кади. - А Хуршид-ханум свидетельствует обратное! Подойди, о, несчастная жертва!
Хуршид-ханум, завернутая от макушки до пят в такое объёмное покрывало, что её фигура производила впечатление плотно скрученного большого тюка, мелкими шагами подошла к помосту. С трудом
преодолевая сопротивление десятка покрывал, несчастная жертва поклонилась судье.
- О, господин, всё так и было! – заговорила она, и так печален был её голос, что сам дон Алехандро в тот миг поверил в собственную вину. - Этот человек прельстил меня своими речами, а потом так на меня посмотрел, что я забыла даже своё имя. И пришлось мне, известной своей добродетелью женщине, повинуясь его взгляду (а глаза у него светились, как уголья!) - возлечь с ним на ложе страсти, и только мукаддим Аль-Зейбак, да продлятся дни его жизни, спас меня от участи горшей, чем смерть!
В толпе угрожающе зароптали, и маг понял, что в случае оправдательного приговора ему всё равно придётся спасаться бегством, если не от стражи, то от добропорядочных горожан.
- Так будет же тебе кара по твоей вине! - возгласил кади, вставая на ноги. - И будешь ты продан в рабство, и познаешь стыд и поношение, ибо возгордившийся да унижен будет!
«Этого не может быть, - смятенно думал дон Алехандро, - это просто какой-то кошмарный сон!»
Но нужно было что-то делать, причём немедленно. И дон Алехандро застыл, прикрыв глаза и концентрируя энергию в точке солнечного сплетения, чувствуя, как сила сбегает по венам к кончикам пальцев. Он поднял руки и между ладонями заискрился наполненный энергией воздух. Плавным движением рук маг направил искрящийся поток на стражников, почуявших в эту минуту неладное и устремившихся к иберийцу. Но вдруг энергия рассеялась без остатка, как погашенный порывом ветра костёр. Досадуя на себя, дон Алехандро сделал вторую попытку, но в этот раз он не сумел даже достичь необходимой концентрации. Он почувствовал, что нечто мощное глушит любое проявление его магического дара. В поисках этого самого «нечто» маг огляделся по сторонам.
Его внимание привлёк некий человек, одетый в чёрное. Вытянув вперед руку, на которой сверкал изумительной красоты тёмно-вишневый камень, он указывал на дона Алехандро, и волны исходящей от иберийца силы втягивались в кристалл, заставляя его сиять небывалым светом.
Мрачная реальность предстала перед доном магом во всей своей неприглядной наготе. Цедя сквозь зубы грязные ругательства, он ещё попытался отбиться от подбежавших стражников, скорее для самоуспокоения, нежели действительно поверив, что это поможет вырваться на свободу. Но через несколько минут рукопашной ему уже скрутили за спиной руки и поволокли к плахе. Там дон Алехандро сквозь заливавший глаза пот с содроганием разглядел небольшую жаровню, в которой раскалялось железо.
- Своим сопротивлением ты, ничтожный, только подтверждаешь выдвинутые против тебя обвинения! - громогласно возвестил кади. - Для того, чтобы лишить тебя колдовского дара, можно было отрубить тебе кисти рук или язык — и ты не мог бы более творить волшбу. Но тебе просто поставят на лоб клеймо, чтобы ты не смог пользоваться своей силой. Помни нашу милость, и моли богов, чтобы они ниспослали тебе возможность исправиться!
Маг содрогнулся.
- Что это за суд такой, - крикнул он, - когда вы даже не выслушали меня и не дали возможности оправдаться!
Невзирая на протесты и сопротивление, дона Алехандро повалили на помост, двое стражников прижали его к земле, и он беспомощно наблюдал, как палач идет к нему, и клеймо, зажатое в клещах, пульсирует вишнёвым светом. Палач нагнулся над ним, отвёл со лба упавшие волосы, и страшная боль опрокинула мага в спасительный обморок.