читать дальше
Зайдя в квартиру, он высвободил меня из-под куртки и бережно опустил на пол.
- Чувствуй себя как дома! - кивнул он мне как старому другу и пошел на кухню. Я потопал следом.
Я заметил под окном маленькую деревянную скамеечку, на которой располагался поднос с блюдечком молока и краюшкой хлеба, густо посыпанной крупной солью.
"Неужели в этом доме есть какие-то животные?" - подумал я с удивлением, ведь никаких посторонних запахов я не учуял. Однако присутствие чего-то чужеродного все-же было заметно.
Я в очередной раз горько пожалел о том, что физически не могу разговаривать - кошачья гортань плохо приспособлена для произнесения членораздельных звуков человеческой речи.
- Не трогай это блюдце, оно не для тебя, - предупредил меня человек, когда я сунулся было носом в молоко. - Сейчас я тебя накормлю.
Странно, но этот парень как будто знал, что я понимаю все его слова, он даже ни разу не усомнился в моем интеллекте.
Так или иначе, но хозяин дома извлек из холодильника пластиковую бутылку с молоком и батон колбасы. Хорошей, "Докторской", правильно сделанной, это я мог определить по запаху.
- Будешь? Или ты предпочитаешь сырое мясо? - скорее для проформы спросил молодой человек, отрезая мне благоухающий кусочек.
Я аккуратно взял колбасу у него из рук и принялся за еду. "Хлеба бы, - тоскливо подумалось мне, - свежего, поджаристого!"
В темном углу за холодильником кто-то зашуршал и материализовался в виде маленького бородатого человечка, одетого в опрятную рубаху навыпуск и штаны на резинке.
Человечек выглядывал, настороженно поблескивая глазками из-под всклокоченных бровей.
- Тихон, подойди! Я тебя кое с кем познакомлю, - пригласил его мой новый друг.
- Это Тихон, - обратился он ко мне, когда маленький жилец осторожно подкрался поближе. - Он не слишком общителен, но я надеюсь, что вы подружитесь.
"Это же домовой! - сообразил я, - самый настоящий! Кто же такой мой новый знакомец, который запросто общается с домовым?"
Становилось все интереснее и интереснее!
Тихон пытливо заглянул мне в глаза.
- Здорово, дружище! - неожиданно глубоким басом поздоровался он. - Я так понял, что ты, вообще-то, не совсем кот! Кстати, если захочешь что-нибудь сказать, говори - я пойму. Мы, домовые, всякий язык понимаем, так-то!
- Как это - но совсем кот? - опешил парень. - Что ты имеешь в виду?
- А ты даже не понял, кого домой принес? - поразился домовой. - Это не кот, вернее, это кто-то, превращенный в кота. Думаю, что превратить в кого-то могут только человека, иначе просто незачем это делать.
- Ничего себе! - парень потер макушку. - Слушай, ты извини, что я тебя так вот колбасой кормил. Меня Егор зовут, Сироткин Егор Дмитриевич. А вас?
- Скажи ему, - мурлыкнул я Тихону, - что у меня амнезия, и я ничего не помню из тех событий, которые происходили со мной до того, как я стал котом. Да и после этого, если честно, помню смутно. Так что ни как меня зовут, ни кто я такой, ни почему я стал таким вот зверем, я сам не знаю.
- Э-э-э, он говорит, что не помнит он ничего, у него с головой ... - и Тихон покрутил у виска пальцем. - Так что как ты его назовешь, на это имя он и будет откликаться.
- Ну ладно, - растерянно промолвил Егор, - тогда давай ты будешь ...
- Мурзиком, - встрял паразит-домовой.
- Да хоть мазуриком, - рассмеялся я, - мне все равно, ребята! По сравнению с тем, что я теперь не один, а с вами, это такие пустяки!
Тихон засмущался и покраснел.
- Что он сказал? - переспросил его Егор.
- Да так, ничего! Просто парень он хороший, не будем его Мурзиком звать, - выговорил домовой.
- Ну каким Мурзиком! Нужно человеческое имя придумать, да вот хоть Антон, что ли! Ты согласен на Антона, а?
Я на все был согласен, я просто растекался лужицей от согревающего душу ощущения человеческого тепла и заботы. Начало пути
читать дальше
Егор рос обычным пацаном, ничем не выделявшимся из среды своих сверстников, ни в школе, ни в институте.
Летом он всегда отдыхал у родителей отца, на подмосковной даче, и даже не интересовался другой своей родней - бабушкой с материнской стороны, живущей где-то в деревне в Тульской области.
В первый и единственный раз она напомнила о своем существовании короткой телеграммой, приняв которую из рук почтальонши, мать внезапно побледнела и почти сползла на стул, стоящий в прихожей.
- Мне надо в Светляки, - сказала она безжизненным голосом, - мама при смерти.
- Я с тобой, - тут же встрепенулся отец.
- Ни к чему, - глаза матери были сухи, только блестели больше обычного. - Тем более, у тебя работа...
- Как это - ни к чему!? Я же вижу - ты нуждаешься в поддержке!
Отец всегда гордился именно своей способностью всегда поддерживать свою женщину, находя в этой способности лишнее доказательство своей мужественности, так что прекословить ему в этом вопросе было не только бессмысленно, но и небезопасно.
Они поехали втроем, на своей "Шкоде", хотя мать и пыталась отговорить отца от этого подвига, приводя совершенно неотразимые по своей разумности аргументы в пользу электрички.
Но - мужчина всегда должен быть за рулем. Так что не стоило и пытаться!
Деревня, небольшая, стоящая на отшибе, в стороне от трассы, сразу погружала приезжего в атмосферу безвременья.
Эти бессмертные старушки, подвязанные по летнему времени белыми ситцевыми платочками по самые брови, могли с таким же успехом сновать за коровьим стадом и сто, и все пятьсот лет назад.
Старики, обутые в валенки, несмотря на жару, и мастерящие какую-нибудь мелочевку для хозяйственных нужд, собаки, блаженно дрыхнущие в укромной тени, всякая домашняя живность, беспрепятственно разгуливающая по улицам - ничто на первый взгляд не говорило о том, что на дворе уже двадцать первый век.
Время, казалось, остановилось над этими кровлями, крытыми таким старым шифером, что под слоем покрывавшего его мха он вполне мог сойти за какой-нибудь древний аутентичный материал.
Дом бабушки оказался ничем не лучше прочих - вросший в землю по самое крыльцо, но все еще крепкий, пятистенок. Окна, украшенные свежепобеленными резными наличниками, заросли кустами сирени, давно не подвергавшимися какой-либо обрезке.
В глаза Егору бросился безобразный пролом в крыше, зияющий разобранной черепицей.
- Что это, мам? - он дернул мать за руку, привлекая ее внимание к этой разрухе.
- Ох! - мать среагировала странно, схватившись за сердце и начав оседать на землю. Отец поспешил подхватить сомлевшую было жену.
- Нет, нет, ничего, это от жары, - лепетала мать, становясь на дрожащие ноги.
В палисаднике, нещадно вытаптывая стихийные заросли космеи и календулы, толпился местный народ. Все как-будто чего-то ждали, напряженно и долго.
Не было слышно обычных в таких случаях разговоров и сплетен, особо предприимчивые заглядывали в низкие окна, но никто не делал попыток пройти внутрь дома.
Когда Егор с родителями ступили на тропинку, ведущую к крыльцу, все лица обратились на них, и у Егора по спине побежали мурашки от этих взглядов.
Эти люди смотрели на них с какой-то непонятной надеждой.
- Долго она там? - мать подняла глаза на одну из теток, - врача хоть вызвали?
- И тебе здравствуй, Сергевна, - ответствовала тетка. - Со вчерашнего дня мается, вон и крышу разобрали, а толку-то... А врач... Что врач? Ты ж сама знаешь, что врач здесь ничего не сделает.
- Да знаю, - кивнула мать, и вдруг, как будто на что-то решившись, распахнула входную дверь.
Егор прошел в "залу" - самую большую комнату дома, где на кровати начала прошлого века - с металлическими шишечками, лежала старая высохшая женщина.
В нос шибанул удушливый запах болезни - смешанный запах трав, лекарств и давно немытого тела.
Запах частично улетучивался через пролом в крыше, который располагался прямехонько над страждущей.
Женщина стонала в забытьи, ее темные руки, лежащие сверху пестрого лоскутного одеяла, комкали ткань.
Мать присела на край кровати и взяла женщину за руку.
Та очнулась, и Егор изумился, когда увидел, какие чистые, синие глаза засветились на этом морщинистом лице.
"Как святая" - подумал он.
- Пить, - простонала бабушка. - Мария, дай мне воды!
Мать отрицательно покачала головой.
- Только не я! - сказала она. - Не проси, не хочу!
- Сжалься, помоги мне! Ты ж моя дочь!
Егор недоумевал. Как может его мать, которую он знал как вполне себе белую - пушистую, быть такой черствой сукой!
Ведомый каким-то непонятным чутьем, он выбежал из комнаты и свернул в ближайшую дверь. За ней, к облегчению парня, оказалась кухня. Егор быстро набрал в кружку воды из ведра и кинулся назад.
Бабушка все еще уговаривала свою дочь, которая никак с ней не соглашалась, несмотря на бегущие по щекам слезы.
- Я принес воду, - Егор приподнял легкую, почти невесомую, голову бабушки и поднес к ее пересохшим губам край кружки.
Мать жалобно вскрикнула и потянулась выбить кружку у сына из рук, но бабушка с силой, неожиданной в таком высохшем теле, вцепилась в его руки.
- Спасибо, внук! - шепнула страдалица. Вздохнула глубоко, и обмякла. Обратно на подушку Егор бережно уложил уже мертвое тело.
Мать с суеверным ужасом глядела на сына.
Бабушку похоронили и даже отпели. Всем селом проводили, постояли у могилы, мелко крестясь и вздыхая, потом вышли за околицу, провожая городских.
Когда Егор оглянулся, то заметил на горизонте дым, как раз в том месте, откуда они только что уехали.
- Ну вот, и дом сожгли, - вздохнула мать, скорбно поджав губы.
- Как? - изумился Егор. - Почему?
- Бабка твоя - ведьма - заявила мать, - поэтому и сожгли. Чтобы уж наверняка от нечистой силы избавиться.
- Ты больше ее слушай, - кинул отец через плечо. - Ты, мать, совсем уж на этих сказках помешалась!
- Ты поэтому ей воды не давала, да? Боялась, что сила к тебе перейдет?
Мать кивнула, и вдруг заплакала, уткнувшись Егору в плечо.
- Ненормальная! - зло сказал отец. - Нет, ну я понимаю - местные, они на всем этом фольклоре выросли, но ты-то, современная женщина! Как не стыдно!
- Я ее напоил, это значит, что у меня теперь сила, - сообразил Егор. - Но я ж ничего не чувствую особенного, мам, так что сказки все это, не переживай!
- Жаль только, что дом сожгли, - вздохнул отец, прибавляя газ. - Он бы еще лет двадцать простоял! Вот же глупость человеческая дремучая!
- Кое-что я спасла, - слабо улыбнулась мать, - там в сумке книги старинные, травники, и еще на память сундучок взяла, деревянный. Очень даже...
Что она дальше хотела сказать, Егор так и не услышал, потому что внезапный удар, потрясший машину, опрокинул его в глубокий обморок.
- Ваши родители погибли сразу, в момент катастрофы. Мне очень жаль. - губы главврача шевелились, но Егор не слышал ни слова, просто угадывая содержание речи собеседника.
Душа словно онемела после испытанного шока, потеряла чувствительность.
Ощущение потери пришло, когда он вернулся домой, и принялся тупо расхаживать по опустевшим комнатам. Несколько раз запнувшись о бабкин сундучок, прямо-таки мистическим образом переживший и смерть своей хозяйки и последовавшую за ней автокатастрофу, парень уселся на ковер посреди гостиной и взялся за горбатую крышку.
Она открылась неожиданно легко - вообще было непонятно, что именно держало ее в закрытом состоянии, потому что никакого намека на замки Егор не обнаружил.
Сундук был пуст. Только на дне болтались какие-то соломинки и две еловых шишки.
Со вздохом Егор откинул его в сторону, и тут краем глаза скорее почувствовал, чем увидел, легкое движение.
Взвившись одним прыжком с пола, Егор уже стоял на ногах, приготовившись к обороне.
- Не туду смотришь! Тута я, - услышал он приглушенный басок со стороны дивана.
Стремительно повернувшись, парень оцепенел.
На диване, смирно сложив ручки на коленях, сидел заросший до самых бровей мужичок ростом с пятилетнего ребенка, и исподлобья поглядывал на Егора.
- Тихон я, домовой, - представился он степенно.
- Егор, - ответил хозяин квартиры и протянул гостю руку, удивляясь про себя собственному спокойствию. - Ты откуда взялся?
- Как откуда? Из сундука, конечно. Я у бабки Матрены жил, а теперь вот у тебя буду.
- В квартире? - удивился Егор. - Разве ваш брат может в городской квартире жить?
- Что ж поделаешь, дом-то сожгли! - вздохнул Тихон. - Да ты не рад, что ли?
- Ну почему, рад, наверное! - пожал плечами Егор. - Все лучше, чем одному.
Тихон оказался прекрасным компаньоном - спокойным и хозяйственным, как и положено настоящему домовому.
Теперь в квартире всегда был чистый воздух, навязчивая городская пыль куда-то не то, чтобы исчезла - она просто не появлялась вообще,
а цветы на подоконнике зазеленели, как в бразильских джунглях. Всегда стоящий немым укором плющ в считанные дни затянул половину кухни и теперь ниспадал по стене живописным ковром.
Декабрист зацвел в августе, невзирая на свое название, и не прекращал выпускать все новые бутоны, и даже столетник, который вообще-то не цветет, скромно вырастил невзрачную бледную стрелку.
Собеседником Тихон также оказался замечательным - по крайней мере, он с удовольствием просвещал Егора о его теперешнем статусе наследственного колдуна, и о том, какие опасности этот самый статус с собой несет.
Опасности были смертельные - например, при столкновении с более могущественным адептом, коих в мегаполисе наверняка было хоть пруд пруди.