Про гладиатора, короче!
Трибуны волновались, отзываясь низким ропотом, похожим на звук ударяющейся о камни волны. Этот звук преследовал Нубийца днем и ночью, вторгался в сны, заставляя бессвязно стонать и судорожно цедить воздух сквозь стиснутые зубы.
Он научился игнорировать его.
Слава богам, солнце уже клонилось к закату, и наступление вечера в какой-то мере спасало от пытки жарой, даром что сегодня оружием Нубийцу, кроме сети, служил нож, выданный ему вместо обычного трезубца.
читать дальшеТрибуны волновались, отзываясь низким ропотом, похожим на звук ударяющейся о камни волны. Этот звук преследовал Нубийца днем и ночью, вторгался в сны, заставляя бессвязно стонать и судорожно цедить воздух сквозь стиснутые зубы.
Он научился игнорировать его.
Слава богам, солнце уже клонилось к закату, и наступление вечера в какой-то мере спасало от пытки жарой, даром что сегодня оружием Нубийцу, кроме сети, служил нож, выданный ему вместо обычного трезубца.
Противником его был "Галл" Крисп, любимец публики, красавец с мускулатурой Геркулеса. Тяжело вооруженный мурмиллон не принимал Нубийца всерьез; тот был слишком юн и неопытен, чтобы рассчитывать на победу. Сейчас противники кружили посреди арены, с упорством бойцовых петухов топча песок, и тонкие струйки крови из легких порезов на их телах пятнали следы под ногами.
Мерный рокот на трибуне свидетельствовал о том напряжении, с которым плебс всматривался в зрелище. Все знали, что дело должно решиться с минуты на минуту, и ждали, кто из двоих смертников совершит, наконец, роковую ошибку.
Нубиец шагнул вперед, и сеть в его руках задрожала, как живая. Крисп принял вызов и, легко увернувшись от сети, взмахнул тяжелым мечом. В этот момент Нубиец совсем по-кошачьи взвился в воздух; его угольно-черный силуэт резко выделялся на фоне желтого песка и светлых стен амфитеатра.
На доли секунды зрителям показалось, что ретиарий завис в воздухе, попирая все законы природы, но потом он прицельно сбросил свою сеть на голову противника и ловко приземлился за спиной мурмиллона. Крисп, рыча по-звериному, тщетно пытался выбраться из стянувших его тело пут.
Нубиец, слегка рисуясь, кружил вокруг спутанного сетью, размахивающего мечом противника, корча рожи и потешно уворачиваясь от впустую рассекавшего воздух оружия. Трибуны ревели от восторга.
Наконец, вдоволь наигравшись, ретиарий изловчился и толкнул "Галла", обрушив его вниз. Меч откатился в сторону, и Нубиец прыгнул противнику на грудь, прижав его к земле. По обычаю, побежденный Крисп отвернул лицо, подставив Нубийцу беззащитное горло.
Ретиарий, диковинной мухой сидя на груди у громилы - мурмиллона, приставил кинжал к яремной вене своей жертвы и выжидательно обвел трибуны налившимися кровью глазами.
Среди криков "Бей", "Режь" и "Смерть побежденному" почти невозможно было услышать более миролюбивые призывы.
Нубиец взглянул в глаза Криспу; бывший любимец публики посмотрел на него и слегка моргнул. "Давай" - чуть слышно шепнули обветреные губы, и ретиарий без замаха погрузил лезвие в мягкую плоть.
Тело под ним содрогнулось и забилось, толчками выплескивая из раны дымящуюся кровь. Трибуны взорвались воплями и овациями, и ретиарий встал, слегка наклонив голову, с достоинством принимая выражение восторга от толпы. Чужая и своя собственая кровь с равным беспристрастием запекалась причудливыми разводами на его черной блестящей коже.
Ланиста Ипполит, грек по происхождению, вольноотпущенник и сам бывший гладиатор, прекрасно знал, в чем нуждается перспективный боец после хорошо проведенного поединка. Посему раб сопроводил Нубийца в большую ванну с теплой водой и оставил отмокать.
Юноша с удовлетворенным вздохом вытянулся в мраморной лохани, опираясь спиной на бортик; пар, поднимающийся от воды, влажно оседал на ресницах.
Шорох легких шагов застал Нубийца врасплох - в тепле и влаге он расслабился и задремал, откинув назад чисто выбритую голову.
- Ты спишь? - низкий женский голос прозвучал неожиданно тепло.
- Кто ты? Я никого не ждал, - улыбнулся Нубиец.
- Я - твой приз на сегодня, - ответила девушка, избавляясь от туники и скользнув в бассейн к гладиатору.
- Хозяин прислал? - он принял стройное тело в свои объятия.
- Да. Он считает, что на тебе можно будет неплохо заработать. Так что лови момент, Нубиец! Сегодня ты в фаворе!
Присланная рабыня была хороша; конечно, уже не юная девушка, но талия ее была стройной, бедра - округлыми, а груди - мягкими. Лучше, чем шлюхи из лупанария, намного лучше, - подумал рестиарий, стискивая в руках нежные полушария грудей.
- Погоди, нетерпеливый! Дай я вначале тебя помою!
Нежные пальчики, вооруженные морской губкой, заскользили по его телу, смывая кровь и пот.
Гладиатор сквозь ресницы любовался своей сегодняшней подругой.
Ее рыжие, слегка вьющиеся волосы были сколоты на темени бронзовой заколкой, нежные пухлые губы смеялись и просили поцелуя, веснушки, раскиданные по щекам поверх румянца, подчеркивали прозрачную белизну кожи.
Нубиец почувствовал зов плоти; он прервал занятие рабыни, ухватив ее за плечи и потянув на себя. Шелковое бедро скользнуло вверх, цепляя вставший член.
С упоением Нубиец целовал мягкие покорные губы, поддерживая женшину за спину и водя внезапно задрожавшей рукой по ее промежности. Она застонала ему в рот и насадилась на ласкавшие ее пальцы. Нубийца затрясло.
Девушка, тоже дрожа, сжала кулачок на восставшей плоти ретиария; он подался бедрами вверх, за ее движением, и почти вылез из воды. Кусая губы и хитро прищурившись, рабыня спустилась вниз, утвердившись между бедер Нубийца, и тронула налившуюся темную головку языком. Предвкушение удовольствия, возникшее внизу живота, скрутило его тело судорогой. Девушка, дразнясь, касалась его плоти, то осторожно приближая кончик языка и посасывая головку, то слегка прикусывая тонкую бархатистую кожицу.
- Ты, порождение ламий, возьми же его, - умоляюще простонал Нубиец.
Девушка лукаво взглянула на его несчастное лицо, и вобрала в себя жаждущий ласки орган. У ретиария от удовольствия поджались пальцы на ногах, а вдоль позвоночника побежали мурашки. Рабыня добросовестно работала ртом, косясь на гладиатора хитрющим глазом, и вид этих пухлых розовых губ, между которыми с похабными хлюпающими звуками скользил его член, слишком скоро доставил Нубийца к финишу.
- Быстро ты, - разочарованно сказала красотка, смахивая мутноватые капли с губ. - Еще не хочешь?
Юноша отрицательно помотал головой.
- День выдался тяжелый, - оправдываясь, сказал он. - Я все ж-таки прямым ходом с арены. Прости!
Девушка уничижительно хмыкнула и вылезла из воды.
- Ладно, но смотри, за тобой должок! - она погрозила Нубийцу пальчиком и ушла прочь, покачивая умопомрачительными бедрами и одеваясь на ходу. Ретиарий проводил ее сытым взглядом, потянулся и с умиротворенной улыбкой покинул купель.
После омовения последовал ужин, состоящий в основном из моллюсков, что вызвало недоумение Нубийца, теплых еще лепешек, вина и фруктов.
- Поел? - в дверном проеме возникла фигура раба. - Тогда пойдем, господин ждет.
Черный, как и сам Нубиец, раб провел гладиатора в покои господина.
Ипполит сидел на низенькой скамеечке, в маленьком внутреннем дворике, у фонтана, изображавшего разевавших рты рыб. Вокруг него ужом вился цирюльник, подстригая бороду, которую ланиста носил по обычаю своей родины.
Нубиец склонился в поклоне, не слишком низком, но и не вызывающем.
- Ты хорошо себя сегодня показал, - произнес ланиста, жестом отсылая цирюльника прочь. - Такими темпами ты очень скоро сумеешь себя выкупить.
- Благодарю, господин! - снова поклонился юноша.
- Понравился ли тебе твой приз? - Ипполит насмешливо посмотрел на гладиатора.
- Да, господин, спасибо!
- Теперь, когда ты стал одерживать победы, люди захотят сблизиться с тобой. Так всегда бывает с теми, кого любит толпа! - продолжал Ипполит, и в глазах его, темных, как маслины, плясали смешинки.
- Я знаю, господин, - отвечал Нубиец.
- Тебя будут хотеть многие, женщины и мужчины...
- Я готов к этому. Тем более, что у меня все равно нет выбора, - криво ухмыльнулся ретиарий. - Я правильно понимаю?
- Умница, - почти ласково кивнул ланиста. - Первого визитера можешь ждать сегодня, думаю, уже сейчас. Некая матрона, пожелавшая остаться неизвестной, нанесет тебе визит. Но я не за этим тебя вызвал.
Ипполит встал со своей скамеечки и неторопливо прохаживался взад-вперед, поглаживая завитую бороду.
- Почтенная матрона выразила желание, чтобы ты не видел ее лица; свидание пройдет в полной темноте. В противном случае - лишишься жизни. Предупреждаю, что это не пустая угроза, потому что она обещала выплатить мне полную компенсацию за твою шкуру. Поскольку в моих интересах все же, чтобы ты прожил подольше, я тебя предупредил - не пытайся подсматривать.
- Я не любопытен, хозяин! - оскорбленно заявил Нубиец. - И вовсе не дурак, что бы вы там не думали!
- Ну вот и славно! Ступай к себе и готовься!
Похабно подмигнув, ланиста отослал ретиария обратно в казарму.
Дверь отворилась с неясным скрипом, пропуская юркую фигурку; девушка была сарматкой, судя по большому количеству косичек в ее прическе.
Нубиец дружески заулыбался ей, но она смерила гладиатора скептическим взглядом и заявила:
- Сейчас я впущу сюда мою хозяйку. Надеюсь, ты предупрежден о том, что ни в коем случае не должен пытаться ее увидеть?
- Ну да, мне сказали, - растерянно произнес Нубиец, несколько сбитый с толку таким явным недружелюбием.
- Вот и хорошо! Значит, если ты все же ослушаешься, вина за твою кончину будет лежать на тебе самом! - фыркнула рабыня и задула светильник.
Комнатка погрузилась во тьму; дверь снова открылась, пропуская незначительное количество света вместе с новой гостьей. Нубиец смог увидеть на фоне дверного проема лишь силуэт, закутанный с ног до головы в покрывало.
- Госпожа, я буду ждать снаружи! - и дверь закрылась, отрезав их от остального мира также верно, как если бы они оказались на острове.
Казалось, что тьма имеет вкус. Он оседал на языке, обволакивая, как жидкое тесто, непонятно-горький, как морская вода, и с примесью лимонной кислоты.
Казалось, что тьма имеет запах, свой собственный запах, затхлый, и вместе с тем неуловимо-свежий, как запах воды, ключом пробивающейся сквозь известковые почвенные горизонты.
Казалось, что тьма имеет плотность, что ее можно попробовать на язык и пощупать пальцами, можно, если поймаешь!
Женщина опустилась рядом, Нубиец почувствовал ее движение.
- Как мне называть тебя? - шепнул он, прикасаясь бедром к бедру сидевшей рядом.
На коже немедленно ощутилось покалывание.
Вместо ответа незнакомка протянула руку и коснулась лица Нубийца. Рука была маленькая и слабая, тонкие пальчики прошлись по щеке, лбу, носу, спустились на крупные, четко очерченные губы и задержались там. Юноше стало щекотно; он непроизвольно облизнулся, задев их языком. Палец немедленно вторгся в его рот, провоцируя, и Нубиец облизнул его со всех сторон. Контраст шершавой подушечки с гладким ноготком почему-то вызывал недвусмысленную реакцию, Нубиец никогда не думал, что может возбудиться на чей-то указательный палец, да еще не видя владелицу этого самого пальца.
Парень судорожно сжал зубы и слегка укусил первую фалангу.
Палец немедленно покинул его рот, и тут же переместился, вместе с остальной кистью, на плечо Нубийца, а покинутые губы занял чужой язык.
Язык был нахальным и умелым; он исследовал рот Нубийца, как будто не сомневаясь в правомерности собственных действий.
Несколько раздраженный этим обстоятельством, юноша решительно притянул гостью к себе и стал распутывать окутывавшее ее покрывало. Делать это, не разрывая поцелуя, было довольно затруднительно, но гладиатора не слишком пугали трудности такого рода. Тем более, что женщина была явно не против, поспешно сталкиваясь с ним руками в попытке избавиться от тряпичного кокона.
"Что же с ней не так? - думал Нубиец, добравшись, наконец, до обнаженной кожи. - Может, она старая? Уродливая? Или просто хочет остаться неузнанной?"
Кожа, шелковистая на ощупь, подтянутая на лице, гладкая на бедрах, пахла соблазнительно - одуряюще. Нубиец зарылся лицом в волосы незнакомки и почувствовал еле уловимый аромат драгоценного алоэ. Такие благовония были недоступны для простой римлянки.
"Значит, последняя из причин", - решил юноша, заваливая незнакомку на кушетку и продолжая исследовать ее кончиками пальцев.
Кромешная темнота, отнимая визуальные впечатления, только подчеркивала роскошную женственность подаренного ему сегодня тела.
Незнакомка, требовательно зашипев, скрестила лодыжки за спиной Нубийца, недвусмысленно давая понять, чего именно хочет.
Кожа к коже, губы к губам, желание пронзительно вспыхивает звездочками под закрытыми веками. Темнота непрерывна как вечность, и Нубиец напрасно ловит чутким ухом посторонние звуки - ни стона, ни вскрика не слетает с требовательных уст, только сбивающееся рваное дыхание: вдох - выдох, толчок бедрами, туда - обратно.
Юноша удваивает усилия, и только по содроганию прижавшегося к нему тела понимает, что гостья уже на пике удовольствия; ее мышцы сжимают его плоть в кольцо, спазматически неритмично, задерживая поступательные движения, и тихий сладострастный выдох, все же вырвавшийся против воли незнакомки, доводит его до оргазма.
Он не успел даже подняться на ноги, а незнакомка уже стучала в дверь, подзывая свою рабыню. Она выскользнула из комнаты как вода сквозь пальцы, так и не проронив ни звука за все время свидания, - просто потрахалась и ушла! - а Нубиец еще долго сидел, не зажигая светильника.
Она приходила каждый раз после поединка, садилась в темноте рядом, снимала одежду, позволяя ласкать себя так, как хотелось ему, любыми способами.
Она старалась не издавать ни звука во время соития, и Нубиец был горд, когда сумел добиться от нее хриплого вскрика.
Спустя короткое время он поймал себя на попытке разглядеть ее сквозь окружавшую их кромешную тьму, он трогал пальцами ее лицо, пытаясь "увидеть" чувствительными кончиками ее черты. Он гадал, какого цвета ее волосы, так послушно ложащиеся в ладонь, когда он зажимал их в кулаке, оттягивая назад ее голову, обнажая нежную шею. Рыжие, как пшеница? Светлые, как руно лучших овец? Черные, как ночное небо?
Скорее всего, черные, почему-то решил он, - черная вьющаяся грива, падающая на спину густым плащом, когда из высокой прически вытаскиваешь гребень.
А кожа - бледная, прохладная, как облако, или теплая, золотистая, как топленое молоко? А может быть, смуглая, как корочка пшеничного хлеба?
Когда он понял, что бесполезно предаваться фантазиям, им овладело отчаяние.
С течением времени желание увидеть лицо своей возлюбленной вышло на первый план, это было как болезнь, как наваждение - он желал этого, даже зная, что за этим сразу последует неминуемая кара.
Каждый раз, стоя посреди арены, он искал ее взглядом, обводил воспаленными глазами матрон на амфитеатре, надеясь, что сразу узнает ее, свою незнакомку, что неведомый голос (сердца? судьбы?) непременно подскажет ему - это она!
В тот день ему в пару поставили "Самнита", приобретенного недавно Ипполитом из числа бойцов другой школы. Противник оказался неожиданно ловок. Он неоднократно уходил от рокового столкновения с сетью, и даже сумел нанести Нубийцу удар, рассекший мышцы груди, совсем неглубоко, но вполне достаточно, чтобы хлынувшая из раны кровь вызвала на трибунах нездоровое оживление.
Мысленно выругавшись, Нубиец обвел взглядом людей на трибунах.
Людские волны, помимо воли, притягивали его взгляд, невзирая на смертельную опасность, которой грозила потеря концентрации на арене.
Реакция публики всегда заряжала его энергией и придавала сил.
Вот и сейчас он поклонился трибунам, выпятив зад в сторону удачливого противника и презрительно похлопав себя по тощим ягодицам.
Его проделка тут же отозвалась одобрительным рокотом; плебс бушевал.
"Самнит" глухо зарычал и кинулся в атаку. Нубиец распрямился, как пружина, и взвился в воздух в своем коронном прыжке. Сеть полетела вниз, грозясь охватить "Самнита" и спутать его по рукам и ногам.
"Самнит" избежал ловушки, он сумел поймать летящую в него сеть на свой щит, и отбросил ее в сторону со щитом вместе.
Теперь распаленный противник, раза в два тяжелее Нубийца, и, в отличие от него, одетый в некое подобие доспеха, состоящего из наручей, поножей и шлема, стоял перед ним, приглашающе помахивая мечом, и был явно не прочь выпустить из Нубийца всю его жизнерадостность вместе с кишками.
Юношу пробила дрожь. Противник был опытен и силен, и уверен в победе. Впервые за последнее время Нубиец по-настоящему встревожился за исход поединка.
Несколько пробных атак не увенчались успехом: "Самнит" с легкостью уходил из-под трезубца, как вода сквозь пальцы. Наконец его ответный выпад чуть не попал в цель; Нубиец успел уклониться, почувствовав легкий ветерок от движения тела справа от него.
Юноша решился и перехватил свое оружие, как шест, двумя руками за концы. Теперь ему стало проще парировать теснившие его удары, и он удачно отбил несколько атак, снова вызвав на трибунах восторженный рев.
Он развил успех, наступая, бесстрашно налезая на меч, сумел уйти в перекат и подсечь "Самнита" по ногам древком своего трезубца.
Драка перешла в партер. Оружие обоих гладиаторов было слишком длинно и неудобно для того, чтобы убить противника на столь близком расстоянии, поэтому они расцепились и вновь оказались на ногах, тяжело дыша и меряя друг друга убийственными взглядами.
Снова скольжение по кругу, глаза в глаза, и у "Самнита" сдают нервы. Завопив что-то, он кидается на Нубийца, подняв меч, и останавливается по дороге, еще не веря, но уже чувствуя, как метко брошенный трезубец входит в его тело, проламывая грудную клетку, разрывая плоть.
Нубиец упал на колени рядом с рухнувшим, все еще дышавшим "Самнитом". Он задыхался, в глазах было темно. Публика в восторге орала что-то невразумительное, и он обвел глазами сидящее на трибунах стадо. Взгляд выцепил из толпы красивое лицо; эта женщина сидела в почетной ложе. Нет, не сидела, она вскочила, сжимая кулаки, и ее прекрасное лицо было искажено криком "Убей!"
Копна иссиня-черных, вьющихся на концах волос едва сдерживалась драгоценным гребнем на затылке; кожа цвета сливок была окрашена возбужденным румянцем, глаза потемнели и в них горела похоть.
Ее взгляд, острый, как меч, скрестился с взглядом Нубийца, и каким-то шестым чувством он ощутил, что это она, он УЗНАЛ ее, и уткнулся взглядом в красный от крови песок, трепеща, что успел выдать это роковое знание.
Она зашла в темноту комнаты, привычно скользнув на ложе гигантской анакондой, распаленная недавним убийством.
Нубиец прихватил ее за волосы, впился в подрагивающие губы, больно кусая, и перевернул лицом вниз. Женщина зашипела как кошка, выворачиваясь из его рук.
Нубиец перехватил ее, зажав ее кисти стальным захватом над головой, раздвинул коленом ее ноги и насадил на член.
Перед его закрытыми веками попеременно мелькал то залитый кровью песок, то красивый, искаженный порочной страстью рот, выплевывающий призыв "убей!", а в паху разворачивалась свернутая в тугую пружину ярость, и эту ярость он выплеснул в податливое тело, внутрь, в самую сердцевину.
Кончив, он некоторое время приходил в себя, дрожа и не меняя положения; опустошенный член выскользнул из уютного лона и повис мягкой тряпочкой, беззащитно и невинно.
Женщина вскочила и почти выбежала из комнаты, так и не издав ни звука.
Мысль зациклилась, бегая по кругу вспугнутой мышью; поняла ли она, что он узнал ее? Что теперь ему грозит? Придет ли она в следующий раз?
На сей раз Нубийцу, против обыкновения, вместо привычного оружия ретиария - сетки и трезубца, выдали короткий меч. Юноша сделал несколько пробных замахов и кивнул - меч вполне удовлетворительно ложился в руку и рассекал воздух.
Пройдя по узкому коридору, Нубиец ступил на арену, освещенную закатным солнцем, и замер. Посреди посыпанного песком круга стояли клетки, в которых помещались дикие звери - пять львов и три тигра. Животные рычали и нахлестывали себя хвостами по бокам.
Нубиец получил тычок от сопровождавшего его раба и вылетел на арену, чуть не упав.
В проходе сразу опустилась решетка, отрезая ему не только пути к отступлению, но и отсекая его, уже мертвого, от мира живых.
Решетки на клетках медленно поползли вверх, открывая зверям путь на свободу, и те не преминули ею воспользоваться.
Нубиец стоял перед открытыми клетками, сжимая в руках гладиус, бесполезный против такого количества хищников, и ощущал, как струйки холодного пота сбегают по его обнаженной спине, дрожащей в ознобе, вопреки жарящему сверху светилу.
Животные, явно давно не кормленные, разрывались между желанием выйти наружу и пообедать двуногим существом, так вкусно пахнущим теплой кровью, или остаться в спокойном убежище.
В пользу первого выступили бестиарии, вооруженные длинными шестами.
Они вскарабкались наверх и бесстрашно тыкали палками в хищников, побуждая их выйти наружу.
Звери огрызались, яростно щеря устрашающие клыки, рычали и били хвостами, как плетью. Наконец, первым не выдержал один из тигров.
Он был огромен, его широкий лоб полоской голой кожи рассекал старый уродливый шрам, оставленный мечом звероловов.
Шкура цвета топленого молока с рыжими подпалинами слегка провисала на брюхе.
Он зарычал и выскочил из клетки, встал, давая на себя полюбоваться, напряженно вглядываясь в орущее вокруг человеческое стадо, раздраженно подергивая круглыми ушами, и Нубиец, встретившись взглядом с этим хищником, как - то внутри себя понял, что это конец.
В панике он зашарил глазами по трибунам, и уперся в знакомое лицо. Прекрасная богиня посмотрела на Нубийца в упор, в глаза, и ее губы кривились в кровожадной ухмылке.
Она не отвела взгляд, когда тигр прыгнул, одним движением пересекая площадку, и оказался на плечах Нубийца.
Она продолжала смотреть, когда желтоватые клыки сомкнулись на человеческом затылке, таком хрупком и беззащитном.
Она не отвела взгляд, когда мертвый Нубиец сломанной куклой упал на песок, так и не взмахнув ни разу своим мечом, и может быть, она сумела увидеть, как душа гладиатора легкой дымкой покинула окровавленное тело и устремилась ввысь.
Если, конечно, у гладиаторов есть душа...