Зов ундины

[sterw]

"Первый призрак покинул границы озера, мгновенно обретая телесность. На прибрежную траву ступает босая нога; я не могу похвастаться хорошим зрением, но все равно отчетливо вижу каждый ноготок на безупречных пальчиках".

Сумеречный вечер неторопливо уступает место закату, такому же неяркому и неприметному - как впрочем и обещали метеосводки. Мелкий дождь оседает теплой моросью на губах, стынет в волосах, неприятно холодит, стекая за шиворот щекотными струйками. Скоро стемнеет, досадно, что и этот вечер, последний вечер долгих майских выходных, прошел впустую.
Завтра меня ждет пригородная электричка, и дебильно жизнерадостный гомон вокзала. Город встретит запахом выхлопных газов и круглосуточным человеческим копошением. Но это только завтра, а сегодня я еще могу надеяться на встречу с чудом, ради которого сижу безвылазно в этих зарослях уже пятый день, вернее, вечер. Сижу, не сводя глаз с поверхности воды, машинально прихлопывая назойливых комаров, нашедших себе достойную кормушку в моем покусанном лице.
Со вздохом растягиваюсь на спине, закинув руки за голову. Земля мокрая, да и сам я не лучше.
Ничего, приду домой, растоплю буржуйку, и пока буду млеть от пахнущего дровами тепла, все просохнет.
Но тут небо обрушивается на меня, или это я подлетаю вверх, так высоко, так близко к Богу, что вижу, как расходится серая пелена и открывает взору манящую черную глубину с россыпью алмазно светящихся звезд!
Разрыв все увеличивается, клочья серого тумана расходятся в разные стороны, как занавес в театре, открывая сцену. Переворачиваюсь на живот, чтобы в полной мере оценить мастерство местных декораторов - гладь Белоозера неподвижна, вода черна, как будто внизу, под этим невероятным небом, куда я чуть было не упал, разлито море смолы, плотной и тягучей.
"Бульк" - нырок плотного тельца какого-нибудь лягушачьего Дон Жуана выводит меня из этого морока; теперь я вижу, что водяная гладь колышется, как будто озеро дышит, полной грудью, вдох - выдох, и волна обманчиво-ласково плещет на берег, потихоньку подбираясь к моим вытянутым вперед рукам.
Лягушки заводят свои майские песни, от этого гула немедленно начинает так звенеть в ушах, как будто внезапно повысилось кровяное давление, и непременно нужно искать аптечку - иначе все, инфаркт!
Занятый внутренним монологом о способности весны выводить из себя неуравновешенного человека, я пропускаю момент, когда на небе, как по мановению волшебной палочки, появляется луна. Она на ущербе, но этот прискорбный факт не делает ее менее прекрасной, ведь ее свет все равно остается ярким и зовущим, таинственно преображающим мою, такую до тошноты знакомую, реальность.
Я пялюсь на совершенное в своем роде зрелище - луна отражается в Белоозере. Странно, ущербная на небе, в воде она приобретает свою полноту, и я воочию вижу полный светящийся круг, качающийся на мелкой водной ряби.
Вот он распался пополам, этот невероятный сгусток лунного света, распался, выпуская изнутри призрачные фигуры, сотканные из утренней росы и ночного тумана. Череда призраков плывет над водой, слегка касаясь ее светящимися одеждами, вот оно, чудо, свершилось! Только бы это не оказалось сном!
Первый призрак покинул границы озера, мгновенно обретая телесность. На прибрежную траву ступает босая нога; я не могу похвастаться хорошим зрением, но все равно отчетливо вижу каждый ноготок на безупречных пальчиках.
Затаив дыхание, поднимаю взгляд - девушка в расцвете юности смеется и кружится, переступая по мокрой траве маленькими босыми ступнями, запрокинув голову; простая белая рубашка прилипла к мокрому телу, обрисовывая его до мельчайшей черточки. Русые волосы живут отдельно, своей собственной жизнью, их как будто подхватывает ветер, несуществующий для меня, но играющий свою роль в другой, скрытой реальности, реальности, на короткое мгновение пересекшейся с моей.
Вот они все здесь, их девять, во плоти, танцующих, смеющихся звонко и радостно, ступающих босыми ножками, они реальны, реальны, как неумолкающие влюбленные лягушки, сопровождающие своими песнями этот сюрреалистический хоровод.
Мой взгляд ищет среди них ту, единственную, ради которой я и впутался в эту авантюру, позволив увлечь себя призрачной мечте. Ту единственную, которую два года назад забрало у меня Белоозеро, похитило вместе со всеми моими планами на счастливую жизнь.
Я пересчитываю их вслух, громко, забывшись. Они услышали мой голос, такой громкий, неуместный среди этой ночи, и с радостными восклицаниями бегут ко мне, не бегут - почти плывут по воздуху, едва задевая пальчиками траву.
Они обступили меня вокруг, касаются белыми пальцами, увлекают за собой в танец, мельтешат, пытаются поцеловать. "Как можно танцевать, если нет музыки?" - говорю я. Они смеются, их смех напоминает журчание ручья, или звук срывающейся с крыши капели. Они говорят что-то, но я не понимаю, что именно, хотя я точно знаю этот язык.
Одна из них приближается ко мне, и берет меня за руку холодными пальцами. И тут черты ее лица начинают плыть, преображаясь, и я с остановившимся вдруг сердцем узнаю ее, мою Нику!
"Ника" - шепчу я, - "Это ты! Я нашел тебя, Ника"!
Она кивает и снова смеется, и ведет меня куда-то, и я иду, не в силах вымолвить больше ни слова, не желая ничего другого, как только идти следом, все равно - куда, и не могу, и не хочу остановиться, пока воды Белоозера не смыкаются над моей головой.